Случайная связь

– Нет, в этот раз с тобой на допрос поедем, Павел. Будешь объяснять, откуда суммы с шестью нулями осели на счетах. А пока изымем документацию, проверим компьютеры. Ты, конечно, весь левак и шероховатости почистил, но показания Федотова не стереть. Правда меня сейчас другое интересует: девушка тебе кем приходится? Невеста? Жена? Допрашивать есть смысл или нет? 

Измайлов молчит, и Габузов подходит ко мне, разглядывает хищным взглядом.

– Софья Андреевна, а вы в курсе, что с преступником живёте? Измайлову срок светит. Не маленький. В Мюнхене его ждать будете? Уверены, что дождётесь? В тюрьме ведь всякое может случиться. А учитывая то, как Павел Владимирович нагло себя ведёт... – досадливо хмыкает Габузов. – Знаете, почему он брак с вами не заключает и не заключит? Наследство вам достанется так себе. – Он обводит глазами офис. – Больше проблем, чем выгоды. А так, – ещё один кивок в сторону бумаг, – домик, ежемесячное содержание и чистая биография вам обеспечены. Видимо, Павел Владимирович действительно дорожит вашей репутацией и будущим. 

Понимаю, что Габузов специально сгущает краски и говорит все эти вещи. Хочет вызвать у меня эмоции. Внешне я держусь и никак не выдаю волнения. По крайней мере, стараюсь, но внутри... Сердце будто хочет проломить рёбра, и сильно тянет низ живота. Как прихватило в коридоре, так и не отпускает. Аж перед глазами всё плывёт. Я едва стою на ногах. 

– Андрей, она немая у тебя, что ли? Или вы в молчанку со мной вздумали играть? – грустно вздыхает следователь. – Жаль. У меня сегодня отличное настроение. Прощаться будете? – обращается он ко мне. – Не скоро ведь выйдет ваш благоверный, Софья Андреевна.

Меня слегка ведёт в сторону. Живот твёрдый, как камень, держусь из последних сил, чтобы не согнуться пополам от боли. Прислониться к стеночке не мешало бы, но до неё ещё нужно дойти. 

– Всё же впечатлил вас мой рассказ, да? Побледнели-то как. Переживаете? 

Безумно, но показывать этого не хочу. 

– Альберт Павлович, прекратите оказывать давление. Сбавьте обороты. – Звягинцев обращается к человеку, который сидит за столом Измайлова и заполняет бумаги: – Я прошу внести это в протокол. Софья Андреевна в положении. Ей нельзя нервничать и волноваться. Она летит в Германию на лечение. По показаниям. – Адвокат снова поворачивается к Габузову: – Не повторяйте ошибок, Альберт Павлович. В прошлый раз вам пришлось приносить извинения моему подопечному за то, что раздавали пинки. В этот раз на кону жизнь матери и нерождённого ребёнка. Вы же прекрасно видите, что женщине плохо и она переживает. Давайте мы отпустим её домой и продолжим заниматься тем, ради чего здесь собрались.

– В положении? – удивляется Габузов и сканирует меня внимательным взглядом. – По ней незаметно. 

– В документах всё указано. Срок, назначения. Я провожу Софью в коридор? – настаивает адвокат.

– Нет, все остаются на своих местах. 

Звягинцев подаёт руку, когда меня опять слегка ведёт в сторону. Опираюсь на неё и переношу часть веса на мужчину.  

– Софья, – тихо зовёт Андрей, когда я не двигаюсь с места. – Всё в порядке? 

– Нет. Не очень, – слабо отзываюсь, учащённо дыша. 

Мне действительно нехорошо. Боль не проходит, нарастает вместе со страхом, что лучше не станет, если всё так, как сказал Габузов. От мысли, что Паше светит срок и он не выйдет из тюрьмы, сдавливает все внутренности.

– Следователь блефует, – заверяет Звягинцев, но я почему-то не верю ему. – Потерпите чуть-чуть, я сейчас вас уведу отсюда. 

– О чём вы шепчетесь? – Габузов сосредотачивает на нас внимание.

– Моей племяннице плохо. Нужно вызвать скорую. 

Я ловлю Пашин взгляд. Его глаза полыхают злостью, но лицо остаётся непроницаемым. Он в бешенстве. Самообладание Измайлова на грани, вот-вот даст сбой. Прокручиваю в голове слова его адвоката. Может, и впрямь всё под контролем, а Габузов специально стращает?

– Правда плохо? – читаю по его губам и отрицательно качаю головой. 

Измайлов хмурится и на мгновение прикрывает глаза. Не верит мне. Но сейчас главное – выйти из кабинета, чтобы Паша не концентрировал на мне своё внимание. 

Габузов отходит к столу и снова листает папку. Затем, не поворачивая головы, просит меня подойти, но я не смогу этого сделать. И если сейчас уйду в бессознанку, то Паша потеряет над собой контроль, а этого я не хочу. Нужно было Степана отправить вместо себя, как и просил Звягинцев. Инициатива наказуема. 

– Андрей Валерьевич, – тихо произношу я, сама толком не зная, о чём прошу, но он, кажется, всё понимает. 

– Альберт Павлович, моей племяннице нехорошо, – повторяет твёрже. – Ей нежелательно волноваться. Я отведу её к секретарю и дам распоряжение, чтобы вызвали скорую?

Габузов нехотя кивает.

– Хорошо. Пусть секретарша займётся этим вопросом. Мы же всё-таки люди, а не зверьё, да, Павел Владимирович? Отцом, значит, скоро станете? 

На ватных ногах я выхожу из кабинета. Опускаюсь на стул и кладу руки на живот. Он твёрдый. Плохо дело. Очень плохо. И слабость безумная. Стараюсь выбросить из головы картинки, как Измайлова валят и вжимают в пол лицом, но тщетно. За что Габузов так?