Никогда не понимал курящих людей. Не мое и точка. Хотя и осуждать не берусь. У каждого человека своя пагубная тяга. У меня тоже такая имеется. Самый настоящий токсин, который имеет свойства за одну секунду из эйфории перевернуть все в дисфорию. Имя ему — Мирьям Сотникова. Действует по хлеще самой забористой дури и эффект такой же — неожиданный. Вспоминаю свое состояние, когда Мирьям, казалось, уже стала покладистой кошечкой, а затем резко исчезла из моей жизни. Морщусь от отголосков боли, которая на протяжении полугода буквально разъедала меня до основания, словно кислота. Уничтожала — в прямом смысле этого слова. Думал, рехнусь. А когда увидел видео и вовсе почувствовал себя так, словно бетонная плита с размаху придавила к земле.
Сжимаю сильнее в пальцах именную ручку.
И тот проклятый вырванный лист из дневника, который так не вовремя подсунул отец… Помятый пергамент стал жирной точкой после всего. Быть преданным — одно, потерять деньги — второе, а вот быть на втором месте, после Максута, — совсем другое. Все это время я не жил — существовал. Полностью посвятив себя работе. Каждый день взгляд механически притягивал сейф с проклятой пленкой. Той самой… Когда все случилось, я еще долго не мог поверить в увиденное. Как самый настоящий идиот пересматривал плёнку раз за разом. Внутренний голос не успокаивался: этого не может быть.
Бред! Инсинуация. Сюр.
Но на пленке была однозначно она — моя девочка.
Та, из-за которой я буквально сходил с ума. Та, из-за которой не просто потерял покой, а та, которая, казалось, проникла в каждую клеточку моего тела. Моя Мирьям — именно она и никто другой без зазрения совести передала бумаги Лазареву — моему главному конкуренту в отельной нише бизнеса. Разрушила то, во что я на протяжении нескольких лет, не жалея сил, вкладывал все свои ресурсы: деньги, нервы, опыт. Красивая бессердечная стерва. Ведьма! Она позволила оставить поцелуй на нежной бледной щеке этому беспринципному уроду. Это ее невинные зеленые глаза смотрят с пленки слегка печально и растерянно, пока провожают взглядом отъезжающий от дома черный «Джип» Лазарева с моим, черт возьми, проектом!
— Давид, ты там уснул? — хриплый смешок заставляет инстинктивно дернуться вверх уголок рта. — Заеду. Ты на месте?
Друг вовремя отвлек от этого черного хаоса в голове.
— Валяй, буду рад, — откладываю в сторону Паркер с золотым пером и завожу руки за голову, откидываясь удобно на спинку кожаного кресла темно-горчичного цвета. — Расскажешь, что случилось. Помогу, чем могу.
Волков хрипло смеется, наверняка, довольный моими словами. Он знает, что на меня всегда можно положиться.
— Я, кажется, по-крупному облажался, братишка.
— Если нужны…
— Дело не в бабках, Дэв. Дело… — Волков делает вновь быструю затяжку, и я, усмехнувшись, опережаю его:
— И как ее зовут, — тяну с ленцой, — проблему твою?
— Алена.
Одно слово, одно имя и в динамике раздаются продолжительные гудки. Кладу сотовый на стол рядом с макбуком.
Сука — любовь!
Да, она такая. Даже лучшие из нас рано или поздно попадают на этот крючок. Встряхиваю головой, словно только что попавшая под дождь собака. Прикрываю глаза и сразу же вижу перед собой прелестное личико своей неисправимой злючки. Вспоминаю капризный изгиб пухлых сочных губок, созданных для поцелуев и еще очень многих замечательных вещей. Такая до одури сексуальная, манящая… Уже давно бы утвердил права на эту бестию и не раз, если бы не боялся навредить ребенку.
Даже от греха подальше ушел спать в другую комнату. Когда утром отправлялся с Мирьям в женскую консультацию, даже представить не мог, что УЗИ произведет на меня такое впечатление. Это, черт возьми, никакими словами не описать — когда впервые слышишь звук сердцебиения своего ребенка! Жадным взглядом смотрел на экран, разглядывая мелькающие маленькие ручки, маленькие ножки. Тогда я, должно быть, испытал самые сильные чувства в своей жизни.
Они буквально выбили из меня воздух, до последней крупицы. Я все никак не мог полностью осознать, что та единственная наша ночь с Мирьям принесла плоды и что в скором времени я стану отцом.
В крови клокотал бешенный коктейль из гордости и щемящей нежности к Мирьям, к малышу. Моя семья! Ради этого я готов оставить все в прошлом. Похоронить за плинтусом и не вспоминать… Все давно прощено. Нет смысла копаться в прошлом и жить им — это разрушительно.
А доверие?
Что же… Доверие — это просто выбор самого человека. Это как вера в Бога. Вера нужна не Богу, вера нужна тебе. И я сделал свой выбор. Без сомнений, дикая кошечка с острыми коготками и хорошо подвешенным язычком — Мирьям.
Глава 48
Давид
— …а на утро как будто след ее простыл.
Откидываюсь на спинку обтянутого телячьей кожей кресла, не спуская задумчивого взгляда с шагающего из угла в угол взволнованного друга.
— Весь порт вверх ногами поднял, в каждый угол квартала заглянул, — Димон останавливается и с досадой машет рукой. — Бесполезно! Нигде нет. Как сквозь землю провалилась.