Язык (говяжий), неполная банка зелёного консервированного горошка, 400 гр спаржевой фасоли, 3 ст. л. майонеза, 3 ст. л. сливок, укроп, соль.
Спаржу потушить и нарезать кусочками. Язык отварить в подсоленной воде и нарезать кубиками. Все перемешать, добавить горошек и залить соусом, приготовленным из растертого со сливками и укропом майонеза.
Подавали ее в тарталетках.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
о предвидении, предубеждении и предупреждении
С участием кузины Сусанны
Иногда в качестве инструмента для гадания используют котёл, выкрашенный изнутри чёрным. Котёл заполняют водой и бросают в него серебряную монету, символизирующую Луну в ночном небе.
Остается загадкой, где увидел звезду мой брат, было ли то, что он увидел, звездой, и какой? Небо было чёрным, мглистым — словно тот самый котёл, и предвещало снегопад на Рождество и обложные метели до самого Сильвестра. Я захлопнул дверь.
Бабушка на пороге кухни вдруг обернулась, будто её толкнули в спину и рявкнула:
— Лесик!!! Подойди сюда… прентко!
Тётя Зоня выронила сапог и чуть не упала. Витя споткнулся на ровном месте. Тётя Женя опасливо присела на низенькую, оббитую гвоздями скамеечку и обхватила колени руками. Храбрая Вакса отважно укрылась в ванной.
Я посеменил к бабушке, нутром чуя скорую и беспощадную расправу. Возможно, дыбу.
— Стань обок и повторяй, — прошипела мне прямо в ухо бабушка, — и руками, руками води — как я. Скончим этот кудель-мудель.
Она откинула назад прядь волос и с силой поддёрнула рукава блузы, я услышал треск ниток.
— In nomine… — начала бабушка, я послушно приступил вторым голосом и дальше… дальше это оказалась не молитвой.
До сих пор не решаюсь повторить тот набор звуков.
Возможно, это была латынь, какой ее запомнили варвары — сарматская или венедская. Может, кирпичи в кладовке или ель в дальней комнате и были рады слышать слова типа: «префация», «иллатия», «изурире» или «анимус» — я нет. Дар, применённый бабушкой, был сильнее меня, сильнее ветра за окнами и сильнее присутствующих.
— Ибо это великая тайна воплощенного слова. Да будет так… — завершила бабушка.
— Так… — эхом повторил я. Голова у меня закружилась. По коридору прокатилась волна тёплого воздуха, запахло свежестью и полевыми цветами. И мне показалось, всего на мгновение; будто я слышу треньканье шарманки из бабушкиной комнаты. Галлюцинация.
Появилась Вакса, воплощая собою невинность и добродушие. Кошка расхлябанным шагом пересекла переднюю и потерлась об мою штанину. При этом она попробовала мурлыкать. Я озадаченно почесал её за ухом — хищник упал на спину и кокетливо подёргал лапками.
Второй меня сразила тётя Женя.
— Надо бы, — сказала она, мечтательно рассматривая дверь, — нарезать лимонов. Пойду поищу, я спрятала банку с ними в шафу.
Неля с Витей, шушукаясь, удалились вслед тётке. До меня долетело их хихиканье. Походка кузины была несколько развинченной, она всё ещё куталась в плед, то и дело наступая на его края.
Тётя Зоня рывком расстегнула лыжный комбинезон и, вывернувшись из него подобно линяющей кобре, решительно заявила:
— Я слыхала, есть вода? Иду в душ первая! Грязной за стол не сяду.
Туманными, зелёными с тёмным ободком, глазами она скользнула по нам с бабушкой и менее решительно сказала:
— Мы, мама, должны поговорить, — она слегка потерла лоб и сквозь ладонь продолжила. — Эта телеграмма…
— Моя ты фурия, — нежно сказала бабушка. — Иди, смой неспокуй.
Тётя Зоня выдохнула, потрогала туго затянутый хвост рыжих кудрей и пошагала в ванную, к подолу ее чёрного свитера прицепилась жёлтая ниточка. Недлинная.
— Шатен? — с сомнением спросила бабушка и отогнала от двери оглушительно мурлыкающую кошку.
— Блондин, — сказал я. — Аксель… этот.
В отдалении пыхнула колонка и полилась вода.
Кузина моя, Яна, попутавшись в своем комбинезоне, швырнула его под вешалку. Прямо в лужу, натекшую из-под их с тёткой лыжных ботинок. Внезапным жестом, словно ковбой кольт, выхватила здоровенную косметичку и клацнула ею.
— Где она её прятала? — удивился я и только хотел спросить, как Яна, шепелявя больше обычного, прошелестела. — Долшна наришовать глажа!! Ну как я ш таким лицом… голым и за штол…
— Иди до покоя, — сказала бабушка, — до хлопачкув. Иди. Иди.
Яна развернулась и поплыла в кашу с Витей комнату, по дороге она задела лыжи. С грохотом они упали. Яна не вздрогнула и не обернулась.
Бабушка покашляла в кулак, извлекла небольшой кружевной платочек и промокнула пот на лбу и над губой. Запахло «Быть может» и более сложно — матиолами и табачком.
— Устала, — вздохнула бабушка, — от внезапности случайной. Чую фалш, но чье то — не скажу.
Я поднял лыжи и сунул их в угол.