Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

В Америке индейцев считали gentiles no infectados: невинными душами, не оскверненными сарацинской ересью. По заявлению одного из братьев, они были «податливым воском», народом, охотно и безо всякого труда принимавшим католическую веру, готовым с ее помощью полностью преобразиться. Считалось, что эти «дети короны», численность которых уже сильно сократилась из-за привезенных европейских болезней и войн, не должны быть испорчены слишком тесным контактом с испанцами или особенно с черными рабами. Порабощенных африканцев зачастую выставляли мусульманами (нередко так оно и было) либо закоснелым народом, который, сколько его ни учили основам католической веры, так и не смог ее принять. В то же время испанцы полагали, что им самим тоже не стоит слишком смешиваться с индейцами, утверждая, что к вырождению их европейского генетического запаса могут привести даже изменения климата и положения созвездий на небе. В итоге учредили две отдельные республики, каждая со своими деревнями и церквями – одна для индейцев, вторая для испанцев и рабов, трудившихся в их домах. В каждом из этих двух обществ преобладали разные обязанности и привилегии. Появилась правовая фикция, определявшая три типа крови, которые нельзя смешивать, – «чистая индейская», «белая испанская» и «черная», разделив Новую Испанию и превратив ее в государство апартеида.

Прошло совсем немного времени, и на горизонте новой колонии замаячил призрак смешения рас, угрожая самой структуре зарождающейся колонии. Она была очень хрупкой, потому что, как и остальные общества, тоже основывалась на вымысле. Первых детей, родившихся в греховных смешанных браках, подвергали остракизму и прогоняли, ведь в испанской модели обязательств и прав, принятых для каждой республики, им попросту не было места. Но когда число метисов значительно выросло, изгонять их всех уже не было смысла, а стоять на страже границ между различными расами стало значительно труднее. Испанцы, к тому времени оказавшиеся в меньшинстве, опасались, что индейцы и чернокожие труженики, объединившись вместе, смогут без труда их одолеть. С учетом демографических угроз для доступа во властные структуры и привилегированные круги, как и в Испании, теперь требовалось доказать чистоту крови. Чтобы получить образование или работу почище, индейцам приходилось наглядно демонстрировать свою «чистокровность». В Америке limpieza de sangre претерпела некоторые изменения, превратившись из теологической концепции чистоты крови, основанной на происхождении, в концепцию чисто биологическую, основанную на оттенке кожи. Расовый подход больше не прятался во тьме верований прадедов и дедов, а обрел зримые очертания для всех, кого научили его видеть.

Если в инквизиторской Испании проповедники обрушивались с яростными нападками на порчу крови со стороны иудеев и мусульман, то в колониях объектом поношения стал черный цвет кожи. В своей аудитории брат Алонсо де Молина говорил слушателям о грехе, призывая очиститься через исповедь от мотлилтики, мокацауаки, «вашей черноты, вашей грязи». В переводе с английского на язык науатль двадцать первая глава Откровения Иоанна Богослова звучала так: «Ничто черное, ничто грязное не попадет на небеса». Братья выяснили, что на языке науатль моральные ценности зачастую описывались в терминах гигиены и грязи; метла, или сальные растрепанные волосы, считалась убедительным символом справедливости или неправедности. В итоге они ухватились за туземные концепции чистоты и в своих проповедях стали выставлять грех в виде грязи, выделяя отдельно христианскую святость в ее белой, незапятнанной чистоте (32). Брат Хуан де ла Анунсиасьон, переведший на науатль целый ряд христианских агиографий, рассказал, как Бог, когда святого Антония одолели соблазны, показал ему дьявола в его истинном облике. Тот представлял собой се тлилтик пилтонтли, то есть «маленького чернокожего ребенка». Прихожанам, готовящимся к причастию, монах предложил читать молитву: «Я грязь, я земля, я ничего не стою. Как я мог дерзнуть тебя получить?.. Я очень грязен, я очень вонюч, я весь почернел от греха». За грехом в обязательном порядке должен следовать стыд. Для обозначения этого чувства братья взяли из языка науатль термин пинауицтли, изначально означающий «бранить, распекать», а также «робость, застенчивость». Саагун отмечал, что в естественном виде его можно было наблюдать в виде пинауицатля, или «стыдливой воды» – некоего подобия реки, которая останавливала свое течение, когда ее пересекали люди, будто робко сжимаясь под их взглядами.