Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Одним из первых из них можно считать Николая Николаевича Миклухо-Маклая, русского ученого, изучавшего морские губки, а потом задействовавшего свой микроскоп для сравнительного анализа человеческого мозга. Высадившись в 1871 году на побережье Папуа – Новой Гвинеи, где жители залива Астролябии приняли его за небесное божество, он прожил там три года. «Они спрашивали меня о звездах, – писал в своих дневниках Миклухо-Маклай, – пытаясь понять, на какой из них живу я». Считалось, что он мог воспламенить воду и одним своим взглядом исцелить травму или болезнь. Ученого просили положить конец непрекращающимся проливным дождям. После того как его признали божеством, любые его поступки и слова лишь еще больше укрепляли эту уверенность, сообщал он. Само слово Маклай, или в местном варианте магарай, на меланезийском наречии стало означать божество, в этом качестве его использовали по меньшей мере до 1950-х годов.

В 1909 году, за несколько десятилетий до того, как на сцену вышел Макартур, немецкого врача и этнографа Макса Мошковски папуасы возвели в ранг божества по имени Мансерен Мангунди, возвестившего о ниспровержении всех существующих структур власти и воскрешении из мертвых. Больше шестидесяти лет спустя, в 1970-х годах, в экспедицию на расположенные неподалеку острова Луизиада отправилась Мария Леповски, позже сообщавшая, что ее там посчитали сверхъестественным существом, воскресшим предком, распространявшим вокруг белое сияние. Дженис Бодди, изучавшую на севере Судана культ зар, по ошибке приняли за хаваяйю зар – могущественного, боготворимого духа давно умершего европейца. Как-то раз она здорово напугала женщину из деревни, в которой работала, но когда та увидела у нее на ногах сандалии от Доктора Шолла [13] и поняла, что у гостьи не копыта, а самые обычные пальцы, ее разобрал смех. «У этой хаваяйи человеческие ноги! А я уж приняла ее за зара!» Бодди было неприятно ни с того ни с сего превратиться в объект собственных исследований, будто она столкнулась со своим божественным, духовным двойником. «Вся эта история с анализом и обретением знаний о местной жизни начинает бросать в дрожь, а предпринятое начинание по изучению здешней человеческой натуры теряет всякий смысл», – написал антрополог Майкл Тауссиг, увидев, что представитель народа куна вырезал похожую на него статуэтку. И ангел Летописи забился куда-то в угол.

Вскоре после публикации мной в «Лондонском книжном обозрении» отрывка о принце Филиппе и сообщения от Тарна, мне по электронной почте пришло еще одно письмо, на этот раз от Мэттью Бейлиса, автора книги «Человек, принадлежащий госпоже королеве».

В окончательный вариант моей работы не вошло несколько моментов, которые, как мне кажется, могут представлять интерес для вашей книги… И в первую очередь моя поездка на остров Танна, где меня превратили в божество (14).

По словам Бейлиса, он отмечал «повсеместное странное отношение к себе со стороны островитян», которые засыпали его вопросами, от которых веяло большими ожиданиями. Но это явление он объяснял «попросту своим положением чужака, якобы связанного с принцем Филиппом из-за лежавших в его сумке писем». В его груди возникло тревожное чувство чрезмерной причастности к происходящему; у него в книге есть эпизод о том, как он осознал, что ведет по ночам двойную жизнь, являясь аборигенам во сне. В своем письме Бейлис рассказывал, что после отъезда с Танны списался с неким миссионером, сообщившим, что в самых глухих деревнях стали рассказывать легенды о «высоком человеке, прибывшем от Филиппа». Маленькая девочка, которую в честь него назвали Масью, с каждым днем все больше прибавляла в росте. Бейлис писал мне, что хоть и не стал «до конца богом», но все же перерос «так называемого “запретного человека” – священное, опасное существо, занимающее промежуточное положение между живыми и мертвыми». В случае с обоготворяемыми антропологами, головокружительные божественные высоты, на которые их возносят, зачастую представляют собой разительный контраст с подлинной реальностью экспедиций, таящих в себе множество опасностей. Такие этнографы, как Миклухо-Маклай, не раз жаловались на свои тревоги и страх, на бессонницу и хроническое недосыпание, на невероятную скуку, когда им днями приходилось смотреть на неподвижное тропическое море, на беззащитность перед насекомыми. Докторант Чикагского университета Роберт Персон, учившийся вместе с научным руководителем Тарна Робертом Редфилдом, умер от малярии в возрасте двадцати девяти лет, изучая в Белуджистане народ марри в начале 1950-х годов. Сообщалось, что его могила превратилась в храм, к которому туземцы совершали паломничества, принося жертвы, так что этот антрополог продолжил исследования даже после смерти.