Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Без конца задаваясь вопросом о том, удастся ли ему выяснить, куда девались украденные маски, Натаниэль, наведя в посольстве Франции кое-какие справки, узнал, что одна из них оказалась у французского священника, некоего отца Теста. Потом явился к нему с визитом, дабы убедить его пожертвовать артефакт одному из музеев Европы «во имя науки». Тот согласился, вероятно полагая, что лучший способ искоренить богохульство заключается как раз в том, чтобы сделать его предметом эмпирических исследований. Когда маска оказалась у него в руках, Тарн обнаружил, что ее изъели черви и лицо начало разлагаться. После чего отнес ее представителю Музея человека в Гватемале, который переправил реликвию в Париж, где ее дезинфицировали и отреставрировали (5). Некоторое время спустя Натаниэль уехал из Гватемалы и возвратился в Лондон. Маска осталась в Париже, вероятно, подглядывая и подслушивая во время показа «Безумных повелителей» в следующем году.

* * *

Упорно трудясь несколько лет в своем лондонском кабинете, Тарн выстрадал диссертацию на шестьсот страниц – по любым меркам слишком большую, подробно описав в ней свою экспедицию. В 1958 году выдержки из нее опубликовало одно из испаноязычных гватемальских изданий, озаглавив свой материал Los escándalos de Maximón («Скандалы Максимона») и поместив на обложку силуэт маски Мама, в качестве фона использовав психоделический узор, стилизованный под дерево. На вышедшем когда-то из-под резца скульптора лице читается огорчение: Мам закрыл глаза, будто собираясь с духом перед тем как сразиться с этим миром, но при этом сложил бантиком губы, открыв их достаточно, чтобы зажать в зубах жертвенную сигару. В конце 1970-х годов в Сантьяго Атитлан поселился молодой американец Мартин Пречтель, музыкант, ставший учеником Чивилью. По капризу случая у него оказался экземпляр этой книги. В один прекрасный день, придя к Пречтелю домой, шаман увидел ее обложку с изображением маски, возвращение которой сам же предрекал без малого тридцать лет. Вид маски возродил в его душе мечты о ее новом пришествии, которые тут же подхватили другие. Пречтель с Тарном никогда не встречался, о том, что в Париже маска оказалась благодаря Натаниэлю, понятия не имел, но американец от имени жителей деревни решил написать в упомянутый в книге Музей человека.

Примерно в это же время Натаниэль, со своей стороны, вступил с учреждением в полемику по поводу того, чтобы вернуть артефакт в Атитлан, попутно прорабатывая с хранителями и юристами вопрос о правовом статусе реликвии – из Атитлана хлынул поток писем и петиций, стремящихся убедить совет директоров музея, что маска была не подарена, а лишь предоставлена на время, поэтому ее обязательно надо вернуть. Достигнув соглашения, стороны назначили дату возврата реликвии на родину – 1 марта 1979 года. В честь этого знаменательного события в деревне организовали церемонию, с одной стороны, бюрократическую, с другой – шаманскую, устроив в этот день пир с песнями, танцами и речами, в котором приняли участие жители деревни, местные политики и представители музея. Натаниэль, в полном соответствии с привычкой выбирать для своих поездок самые сложные маршруты, решил ехать в Гватемалу вместе с женой Дженет на микроавтобусе из городка Нью-Хоуп в штате Пенсильвания и поэтому чуть было не опоздал.

По прошествии без малого тридцати лет вид Натаниэля изумил аборигенов. Пока он сидел во время церемонии на скамье, они постоянно подходили к нему, спрашивали, куда он пропал на целых двадцать семь лет – умер или просто уснул, и интересовались другими божествами Священного Мира. Дженет, сидевшая рядом с Натаниэлем, впоследствии сочинила на основе увиденного и услышанного стихотворение, описав в ней свои ощущения от того, что мужа прямо на ее глазах принимали за божество (6).

Как вспоминал потом сам Натаниэль, когда хранитель наконец вытащил из сумки сверток с маской, вокруг установилась атмосфера невероятной торжественности. Все стали креститься и целовать ее, даже не доставая из пузырчатой упаковки. А когда распаковали, Чивилью внимательно ее со всех сторон оглядел, словно меряясь с ней силой, прикурил сигарету и вставил ей в рот. Потом провозгласил маску действительно древней, добавил, что ей, видимо, довелось голодать, взял ее на руки, будто младенца, и стал протирать смоченной в горячительном напитке тряпочкой, глядя, как спиртное затекает в морщины на ее лице. Когда маску водрузили на туловище Мама и божество предстало перед собравшимися во всей своей красе, грянула музыка. Чивилью пустился в пляс, упал на колени и стал молиться, в то время как Тарн, никогда не слывший любителем танцев, с удивлением обнаружил, что тоже дрыгает ногами. Поклонники культа считали, что с возвращением маски мир может начать новый отсчет. В своих «Скандалах» Тарн писал: «И все последующие дни к нам украдкой, бочком, незаметно (7), по одному и по несколько человек подходили люди: неужели бог мира опять среди нас? А когда отходили, на их губах играли улыбки».