— Ваш подвиг невиданной смелости непременно воспоют, — сказал Мастер. Я снова повернула к нему голову. Он на миг показал зубы. Я сказала в ответ: ха. Задрала голову, поглядела через просветы кроны на небо.
— Вы так и не объяснили, зачем вам понадобился этот безумный поход, — сказал Мастер. Он послеживал глазами за тем, как обтянутые темным тела вздрагивают, и крутил между пальцев веточку уже без листьев.
— Это сложно сказать словами.
— Если чего-то нельзя выразить словами, значит, говорящий и сам недостаточно это понимает, — сказал он веско, словно подслушал эту мысль у авторитетного человека и доверял ей больше, чем собственным.
Отстаньте, подумала я. Как же вы бываете правы невпопад.
Белый огонь грел изнутри, от него было горячо во рту, словно после фастфуда с пометкой «спайси».
— Я вернусь домой и больше никогда, никогда не собираюсь делать ничего великого, — сказала я. — Ничего исторически значимого, ничего самозабвенного. Ничего такого, за что сооружают памятники. Надеюсь, моя дурацкая страна меня не заставит. Я буду жить тихо и мирно, знаете, какой у меня удобный диван? Новый, пружинный, такая детка. Держатель для кружки и для пульта. — Осенняя речь проскочила это словцо, я дернула плечом и продолжала: — И чтобы не быть себе противной, я сейчас создам задел на будущее. Запас большого и самоотверженного, чтобы знать вот тут, — я прижала руку к груди, где сильнее разгулялся белый огонь, — что я все-таки что-то где-то оставила после себя, что-то изменила, хотя могла бы пройти мимо.
— Совесть можно успокоить менее опасными делами, — сказал Мастер.
— Это не совесть, — буркнула я, сложила руки на груди. — Это…
Мастер сказал что-то на Весенней речи, но с таким выговором, какого я не слышала ни от него, ни от дамы.
Я сказала вопросительно: м? Мастер пояснил:
— Звук травяных флейт. — Он сломал и отбросил веточку, сцепил руки. — Духи холмов сворачивают из травы флейты. Когда кто-то слышит их пение, он не может оставаться больше на месте, в нем зарождается томление, и, если эльф не бросит привычной жизни в спокойствии и скромности, он зачахнет и умрет. Так злые духи потешаются над теми, кому не повезло быть избранным для их игр. Когда-то флейты пели часто, сейчас, как пишут, реже. Послушные им уходят в неизведанные земли в поисках чудес, поднимаются на подвиги, чтобы победить или сложить голову, оставляют все привычное и малое ради нового, далекого и великого.
— Как будто это плохо, — сказала я тихо. — Желать большего и лучшего, чем ты сам и твоя небольшая жизнь. Хоть немного, хоть раз.
— Я не говорю, что это дурно, — сказал Мастер. — Как не говорю, что это полезно. Просто такое выражение. Про вечное томление души и тоску по большему, как вы, леди, изволите говорить, и лучшему. По славе, возможно.
— Я не желаю славы.
Мастер опустил голову.
— Просто пусть лучше народы не режут друг друга, чем режут, — буркнула я.
Мастер поднял голову и снова покорно склонил.
— И если у вас есть другой план, как нам выпутать наших, я вся внимание, — проговорила я, тщательно отмеряя вспенившееся раздражение. Звуки флейт, значит. Дурью я, значит, маюсь.
Мастер стоял со склоненной головой, и я подумала, что он просто заснул. Хмыкнула, пнула траву. Вот и разобрались: меня попутали бесы, точнее местные их заместители, духи холмов. Вот и ладненько, вот и стану так про себя думать.
Но если со мной все понятно, то с Мастером — не очень. Жизнь и свобода при нем — гуляй куда хочешь, а он торчит почему-то здесь, трет большие пальцы друг о друга. Неужели только потому, что я попросила? Я открыла рот поинтересоваться, но тут с той стороны холма раздался звон, Марх Мэлор выскочил откуда-то уже с мечом, сиганул туда и тут же, пятясь, выбрался назад, потом попятился опять, а из-за холма раздавались теперь крики и возня, а бывшие полумертвые не вставали теперь, а вскакивали, торопились туда, пихали Марха Мэлора, а потом один, страшный, как черт, в изорванном плаще, занес меч, но бывший пехотный капитан отвел удар и пинком в живот отправил полежать.
— Предлагаю что-нибудь сделать, пока они снова не повредили друг друга, — сказал Мастер. Воздух вокруг него подрагивал и выкидывал красные протуберанцы. — Откровенно говоря, следовало подумать заранее, что произойдет, когда недобитки двух враждующих армий обнаружат, что сражение еще не кончено.
Я махнула рукой, сказала досадливое «ай!» Для таких, как некоторые тут, надо делать специальную должность при всяких важных особах: Тоже Мне Советник первого, второго и прочих рангов. Чтобы советовал, где надо было соломки подстелить, когда уже упал больно.
Я похлопала по коре, шепнула: пожалуйста, не дайте им переубивать друг друга опять. Лес уже шуршал, уползшие было лозы возвращались, трава обвивала сапоги и босые ноги, рванувшие было в сторону шума падали и роняли оружие, а Марх Мэлор бегал туда-сюда, раздавал пинки и удары рукояткой и орал на смеси нескольких языков, из которых я отдаленно знала лишь один, и, будь приличною девицей, должна была б краснеть.