Я покраснела и занялась делом. Мы с Мастером отпускали тосты и вели беседы, пока тут происходила жизнь и быт. Так что не Софье Димитровой говорить про белорукость. Я вздрогнула, подула на пальцы, сунула в рот. Горячо, зараза.
Сэр Эвин начал сверлить меня взглядом с того момента, как королева благословила трапезу и все расселись в местном зале для совещаний. В ратуше не нашлось столовой, а зал — был, похожий на тот, что показывают в новостях, когда министры сидят вкруг и говорят по очереди. Мы с Поллой сидели по правую руку королевы, мужчины — по левую. Сначала я думала, что дело в половом признаке, и даже нафантазировала себе, что, будь на месте королевы — король, по правую руку сидели бы мужчины. Но Полла шепнула мне как-то, что одесную правителя — место, во-первых, людей, а не полукровок и тем более нелюдей, во-вторых — благородного рождения. Сэр Эвин и Мастер — ни то, ни другое.
Когда я бралась выяснять, какого рождения Полла, она краснела, пыталась прикрыть и без того прикрытые ключицы и не отвечала. Камеристка королевы… уж наверное, туда не берут дворовых девок. А Мастер говорил, что отец ее использовал для чего-то. Для этих знаков, что на ней написаны, очевидно. И кто у нас папенька?..
Вино тоже разливала королева. Мы с Поллой стащили со всей ратуши разномастные сосуды, а Мастер сделал из них тарелки с позолотой и бокалы с узорами на боках. Вот же странное это дело: бытовая магия. Очень приятно, но обойтись можно без особых проблем, особенно в обстоятельствах похода. Нужнее была бы какая-нибудь находительная-нужных-тропинок магия или боевая… которую Мастер продемонстрировал и так. Я сообразила, что пялюсь на него уже какое-то время, уткнулась в тарелку. Сэр Эвин нахмурился еще больше, я заметила краем глаза и решила не бесить его дальше, а то брови окончательно соединятся с переносицей, а пластической хирургии тут пока не изобрели, чтобы разобрать их по своим местам.
На сон устроились в одной комнате, к двери притащили стул, на котором должен был устроиться караульный. Мастер сотворил сверху мягкую подстилку, и я подумала, что, кто будет сидеть ночью и бдеть, должен будет прилагать особые усилия, чтобы не уснуть. У нас первый раз за долгое время была крыша над головой, было сухо и относительно тепло. Тихо, если не считать подвываний на улице. И в целом — цивилизация.
Я глядела, как Мастер превращает ковры в одеяла, а на коже зудело беспокойно, и, оглянувшись, я поняла, почему: сэр Эвин снова неодобрительно на меня зыркал. Я вернула взгляд, развела руками. Мол, что? Что такое? Сэр Эвин сделал рот ниткой, отстегнул меч от пояса, сел на стул, поставил меч между колен и уставился на гобелен с изображением вельмож на пиру.
Улеглись. Полла — с королевой на кровати из переделанных книжных полок, Мастер на полу, завернувшись в одеяло, как шаверма, и я рядом. Подушками тут не пользовались, я попыталась уснуть на собственной руке, как обычно в походах, но это мне не удалось: повеяло ветром цивилизации, организм моментально захотел все удобства назад. Я повертелась, покряхтела, встала, подобрала одну из сваленных у стены книг, завернула ее в плащ, сунула под голову. Жестковато, но лучше. Перевернулась на другой бок. Лицом к лицу со спящим Мастером.
Но Мастер не спал, глядел сквозь сумрак комнаты глазами, распахнутыми так широко, словно выпил две кружки кофе подряд и заполировал энергетическим напитком.
— Вы чего не спите? — шепнула я. Подвинулась вместе с одеялом ближе.
Мастер отвлекся от созерцания пустоты и пыли веков, что плотно стояла в комнате, сколько он ее ни жег, поморгал, шепнул:
— Слышите, леди?
Что-то по-прежнему подвывало, и в такт звукам что-то трещало едва-едва слышно, словно в воздухе собиралось статическое электричество. Я напрягла слух. В углу заскребло. Я сжалась, посмотрела туда. Мастер ткнул пальцем, с него сорвалась искра, распугала в углу тени и спугнула белку, которая шмыгнула по полу, на стену и пропала под потолком. Какие наглые животные, людей боятся еле-еле.
— Белки, — сказала я с надеждой.
Мастер выпростал руку из одеяла окончательно, сунул под голову, уставился на меня. Глаза у него мерцали, как у ночного животного.
— Кто у Поллы папенька?
Мастер цокнул языком. На кровати в углу завозилась то ли королева, то ли сама Полла. Я прикусила язык, и как всегда, поздно. Сейчас как спросит, что это я интересуюсь, и не подслушивала ли не предназначенные для моих ушей разговоры.
Мастер подождал, пока уляжется, проговорил едва слышно:
— Папенька у Поллы — Мастер-распорядитель.
— Тот самый? — ахнула я шепотом.
— Тот самый, — ответил Мастер. Поинтересовался: — К чему такие вопросы, леди?
— Сидели сегодня за столом — и я думала, какого она рода, — соврала я. — У вас ведь род определяется по батюшке?
Мастер хмыкнул, неясно, поверил или нет. Скорее всего, нет. Я бы себе не поверила.
Интересно получается. Мастер-распорядитель. Секрет истинной жизни.
— А кто же у Поллы маменька?