Случайные люди (СИ)

Должна быть какая-то непростая матушка, если такую важную штуку, как секрет истинной жизни, доверили именно камеристке королевы, а не одному из магов. И Полла должна быть не проста тоже. Все люди — не просты, конечно, но тут наверняка зарыто что-то поболее, чем особенности характера и фенотипа.

— Почему бы вам не спросить ее саму, леди? — прошептал Мастер.

Надо же, отросла приличность. Я хотела задать еще вопрос, но Мастер перекатился на спину, показательно закрыл глаза и натянул одеяло до самого рта.

Может быть, Полла тоже умеет укрощать огонь, думала я, пока подбиралась дрема. Или стрелять смертельными лучами из глаз. Или делать ветер, облака и бурю, и чтобы молния поджаривала неугодных. Было бы здорово так уметь. Я сбилась в комок для тепла и думала: было бы здорово. Нагнать дождь, а потом ледяной ветер, и все, кто под дождем, замерзли бы, покрылись ледяной коркой… потом бы хрустели… как глазурь на эскимо…

Я проснулась и долго пыталась понять, отчего. Было тихо, от кровати доносилось сопение, а еще — мощное дыхание от окна. Я перевернулась, узнала торчащие из-под плаща длинные ноги сэра Эвина. Повернулась обратно. Мастера на месте не было, вместо него на меня из одеяла глядела белка. Я протянула руку, подергала одеяло, прошипела: кыш, кыш! Ох уж эта мне живая природа, набегут, нанесут грязи и заразы, а то и сопрут чего-нибудь. Белка прыснула в густую тень у стены. Я подняла одеяло, убедилась, что больше там никто не гнездуется, посмотрела на стул, где должен был сидеть Мастер в качестве дозорного.

На стуле устроился прямой, словно линейку проглотил, незнакомый молодой человек. Я села. Молодой человек повернул ко мне голову. Лицо его было прекрасно, как прекрасны на картинах юноши, когда художник подбирает натурщиков на улице и пытается сгладить природные несовершенства. Гладкий, белый и правильный, чисто выбритый, тонконосый, а губы розовые, чувственные. Камзол на юноше был вышит золотыми язычками пламени, на пряжках туфель блестел оранжевый свет, хотя было темно, а поперек коленей лежал полированный кривой меч, и по нему тоже бегали рыжие отблески. Миловидный гражданин.

Глаза только рыжевато-красные и мерцают.

— Вы кто? — спросила я шепотом.

Юноша, не моргая, глядел на меня, потом учтиво кивнул и снова сел так, чтобы следить за входом. Я помотала головой. Молодой человек никуда не делся, сидел, мерцал огоньками и в профиль был еще миловиднее, чем анфас.

Я, прикрывшись одеялом, как партизан маскхалатом, подползла к сэру Эвину и принялась его расталкивать. Сэр Эвин, как ему и подобает, сразу схватился за меч, огляделся бешеными глазами. Потом уставился на меня. Потом на юношу, потом снова на меня. Потом лег обратно, устроив меч под рукой, сказал сипло со сна:

— Это страж. Пусть сидит, — и смежил очи.

Отлично. Страж. Пусть сидит, в самом деле, подумала я, пихнув сэра Эвина в плечо. Тот проскреб по полу сапогами и снова затих. Юноша снова обратил на меня внимание, и так мы и играли в гляделки, пока я натягивала ботинки.

Юноша выиграл, потому что не моргал.

Места даме, то есть мне, не уступил, когда я подошла. Только поднял прекрасное лицо и пялился, а в глазах играло пламя.

— Вы кто? — спросила я шепотом снова.

Юноша не пошевелился. Я подошла ближе, протиснулась мимо него в проем. От стража полыхало жаром, как из открытой духовки. Он проводил меня взглядом, я шла по темному коридору и поминутно оглядывалась, а красные глаза, как лазерные указки, словно воткнулись мне в спину.

Осветить путь я ничего не взяла, но коридор, к счастью, кончился, а на лестнице было светлее, окна холла несмело светились. Было тихо-тихо, мои шаги грохотали, отдавались от стен и потолка. Я ступила с лестницы на пол, обошла дерево, вперлась в кусты, которых не заметила в полумраке, с шорохом из них выдралась, споткнулась о вывороченную плитку и, словно наделала недостаточно шума, нечаянно пнула ведро у входа в кухню. Ведро, к счастью, было пустое, Полла выплеснула помои перед сном. Я поставила ведро подальше, гадая, перебудила ли только магистрат, или еще и окрестные дома.

Если бы там был кто живой, напомнила я себе. Странно видеть город без людей. Неправильно.

Я нашла кружку, зачерпнула из котелка кипяченой воды, что Полла оставила с вечера на утренний отвар. Села к столу, сжала кружку в ладонях. Я скучаю по утреннему чаю. По тому, что все привычно, и к новому можно привыкать понемногу, а не каждый день, как тут. Кажется, что уже привык, когда на тебе — новое, невиданное. Страж этот… и сердце сразу колотится, и не знаешь, опасно ли новое, надо ли пугаться, и пугаешься в любом случае. Я отодвинула кружку, устроила лоб на столешнице. Дерево было прохладное. Я пробарабанила по нему пальцами. Да, я выжила, не погибла тут в первые дни, меня не съел медведь и не пожрала изнутри лихорадка от местной грязной пищи, к которой аборигены привыкли, а я нет. И я встретила эту странную компанию — большая удача! Только удача, судя по тому, что говорит Мастер, с вывертом.

Где, кстати, Мастер?