Ему приснилось, что он проснулся глубокой ночью от медленного настороженного дыхания, которое каждый вечер слышал у себя в комнате, когда старался заснуть. На сей раз дыхание слышалось за окном. Высокая фигура в широкой пелерине, напоминающей крылья летучей мыши, впрыгнула в комнату.
— Это я, — произнесла фигура будничным голосом.
Гай мигом оказался на ногах, приготовившись к схватке.
— Кто вы?
Он увидел, что это Бруно.
Бруно скорее отпихнул его, чем нападал. Собрав последние силы, Гай как раз умудрился уложить Бруно на обе лопатки, и в этом возвращающемся сне Гаю неизменно приходилось собирать последние силы. Пригвоздив Бруно к полу коленями, Гай его душил, но Бруно продолжал улыбаться, словно это ему нипочем.
— Ты, — наконец ответил Бруно.
Гай проснулся с головной болью и весь в поту. Он сел в постели, бдительно оберегая пустую комнату. Теперь в комнате слышалось мокрое хлюпанье, будто внизу в бетонном дворике ворочалась змея, шлепая о стены влажными кольцами. Внезапно до него дошло, что это шумит дождь, мягкий серебристый летний дождь, он снова упал на подушку и тихо заплакал. Он подумал о дожде, как тот стремился к земле косыми струями, словно вопрошая: где тут весенние ростки, которые нужно полить? Где новая жизнь, которой без меня не будет?
Он пролежал с открытыми глазами, пока рассвет не схватился пальцами за подоконник, как во сне впрыгнувший в комнату незнакомец. Как Бруно. Тогда Гай поднялся, включил свет, задернул шторы и снова сел за работу.
29
Гай изо всех сил нажал на тормоза, но машина, взвизгнув, прыгнула на ребенка. Велосипед повалился на землю с жестяным скрежетом. Гай выскочил, обогнул автомобиль, больно приложился коленом о передний бампер, и, схватив ребенка за плечи, поставил на ноги.
— Со мной порядок, — сказал маленький мальчик.
— Он не пострадал? — подбежала Анна, такая же белая, как ребенок.
— По-моему, нет.
Зажав коленями переднее колесо велосипеда, Гай выправил руль, чувствуя, что ребенок с любопытством уставился на его руки, дрожащие крупной дрожью.
— Спасибо, — сказал мальчик.
Гай смотрел, как он взгромоздился на велосипед и поехал себе восвояси, так, как смотрел бы на чудо. Он взглянул на Анну и, судорожно вздохнув, спокойно сказал:
— Я не смогу вести машину.
— Хорошо, — ответила она так же спокойно, повернулась и обошла машину, чтобы сесть за руль, но Гай знал, что в глазах у нее мелькнуло подозрение.
Вернувшись в машину, Гай извинился перед Фолкнерами, и те пробормотали что-то успокаивающее, мол, такое с каждым может случиться. Но Гай всей спиной ощущал истинный смысл их молчания, исполненного возмущения и ужаса. Он видел, как мальчик подъехал по боковой дорожке и остановился, пропуская машину. Но Гай развернул автомобиль на ребенка, словно собирался того задавить. А разве нет? Он зажег сигарету дрожащей рукой. У него всего лишь разладилась координация, внушал он себе, за последние две недели тому были сотни примеров — он сталкивался с вращающимися дверями, разучился правильно прижимать перо к линейке и сколько раз, занимаясь каким-нибудь делом, вдруг ощущал, что находится
— Если кто проголодался, говорите сейчас, — сказала Анна. — Этот магазинчик — единственный на много миль.
Никто не признался.
— Я рассчитываю на приглашение к обеду хотя бы раз в год, Анна, — произнес мистер Фолкнер. — Скажем, на пару уток или куропаток. Я слышал, в здешних местах водится добрая дичь. Вы с ружьем управляетесь, Гай?
Анна свернула на дорогу к их дому.
— Неплохо, сэр, — наконец выдавил из себя Гай, два раза запнувшись. Сердце подталкивало его бежать, решительно один только бег мог его успокоить.
— Гай! — окликнула его Анна и улыбнулась. Остановив машину, она шепнула; — Когда войдем, пропусти втихомолку стаканчик. На кухне есть бутылка бренди.