Извелась вся. Утешала себя тем, что вижу его, слышу его, а больше, вроде как, мне ничего и не нужно. Но мне этого было мало. Я запрещала себе об этом думать, но знала, что этого мне мало. Он мне снился. Почти каждую ночь. И там, в этой плохо изученной реальности, я получала от него все, что хотела. Там он был моим. Самое забавное, когда он в действительности стал моим, он настоящий, не мог сравниться с тем страстным горячим мужчиной, который являлся мне во сне. Но я-то принимала свои ночные фантазии за чистую монету. Мне даже казалась, что истинная моя жизнь и проистекает во снах. Просыпаться не хотелось… А в настоящей жизни… Он был единственным преподавателем, кто меня не хвалил, кто не восхищался моими работами и не прочил мне великого будущего. Напротив… – она несколько раз глубоко вздохнула, будто пытаясь справиться со слезами. Глотнула кофе. – Напротив, он говорил, что с точки зрения мастерства у меня есть определенные перспективы, но вот искры Божьей во мне нет. Говорил, что я ремесленник, но не творец. Не художник. С саркастической усмешкой рекомендовал мне заняться хохломской росписью. Вот это, по его словам, должно у меня получаться блестяще… Самое ужасное, что только ему я и верила. Все остальные восторги я игнорировала. Они как бы для меня не существовали. Я рыдала по вечерам. Долго, безутешно. Хотела даже бросить училище. Не ушла только потому, что в этом случае я совсем лишилась бы возможности видеть его. Но энтузиазм и веру в свой талант я все же утратила… Итак, я была для него всего лишь бездарной студенткой и не кем более. Как же я страдала!
А однажды подружка позвала меня на вечеринку в мастерскую к одному своему знакомому художнику. Она сказала, что там будет много мужчин, а мне пора уже завести роман. Она буквально заставила меня принарядиться. Сама сделала мне прическу и накрасила. Это был первый случай, когда я использовала косметику. Самое удивительное, что когда я посмотрела на себя в зеркало, я буквально обомлела: оттуда, из зазеркалья на меня смотрела изысканная красавица, утонченная и хрупкая, похожая чем-то на Грейс Келли. Подруга тоже была удивлена. Она тогда сказала, что больше я не гожусь на роль страшненькой подружки, что теперь меня нужно опасаться, поскольку я могу любого парня околдовать. Она тут же рассмеялась, обняла меня и сказала, что рада за меня и очень надеется, что я в скорости встречу всего принца. Возможно, даже сегодня. И ведь как в воду глядела! Я и встретила своего принца. Того самого! Моего недоступного преподавателя. Он тоже был там, – взгляд дамы стал мечтательным. Саша подумала, что, вероятно, то, что она сейчас услышит – лучшее воспоминание в жизни женщины, сидящей напротив.
– Он тоже был там… Стоял у окна со скучающим видом и прихлебывал портвейн. Еще и брезгливо морщился при этом. Этакий романтический Чайлд Гарольд. Мцыри, как-то сумевший дожить до зрелости. Невероятно красивый. Когда я зашла, он посмотрел на меня. Мне показалось, что он не сразу узнал меня. В глазах его появилась заинтересованность, а потом брови удивленно поползли вверх. Потом на лице отразилось легкое разочарование… И он… Он снова отвернулся к окну.
Я сама подошла к нему после двух стаканов отвратительного портвейна. Я пила алкоголь впервые в своей жизни и была жутко пьяна. И невозможно смела. Я уже не помню, что я ему тогда сказала… Кажется, какую-то глупость. Что он ответил, я тоже не помню… Уж не знаю, как у меня получилось, но я увлекла его в соседнюю комнату и буквально заставила себя поцеловать. А ведь до этого я ни разу не целовалась… У меня не было никакого опыта. Он тогда рассмеялся и сказал, что меня не только живописи учить нужно, а еще и искусству страсти нежной. Сказал, что и в этом плане я полный бездарь…
Не буду утомлять вас излишними подробностями. У нас был очень бурный и очень тайный роман. Мы скрывались от моих родителей, от друзей, от его коллег и моих однокурсников. Он ведь был моим преподавателем. Потом все открылось. Был грандиозный скандал. Его чуть не выгнали с работы за аморальное поведение, а меня чуть не исключили из института. Мы поженились. Я была счастлива своим замужеством, а ему, как я сейчас это понимаю, просто пришлось это сделать. Он был вынужден, – дама тяжело вздохнула и умолкла.
– А что было дальше? – спросила Саша тихо.
– Дальше… Дальше…Начались будни. Я считала его гением. Но, похоже, кроме меня никто так не думал. Многие считали меня гением, но он так не считал. И я ему поверила. Я превратила свою жизнь в служение своему любимому мужчине, своему кумиру, своему божеству! Я отказалась от своих амбиций художника, стала искусствоведом, чтобы иметь возможность петь оды творчеству собственного мужа. Мне казалось, что я силой своего слова, силой своей веры смогу убедить весь мир, что этот человек гений! И знаете, мне это удалось. Сейчас это называется грамотный пиар. Он стал довольно известным художником. Впрочем, ныне уже забыт. Ибо гением все же не был. Как это ни прискорбно признавать.