Случайные встречи

Она будто давала понять, что знает — она производит впечатление своей манерой говорить, соблюдая традиции Юга, и ждала молчаливого подтверждения того факта, что мы с Генри это оценили.

Не знаю, как Генри, но мне очень нравилось слушать ее и потому смотреть на нее.

Она была не сухопарая чопорная матрона, а крупная, полная, горячая и каждые десять — пятнадцать секунд заливалась веселым смехом.

— Ну что ж, — сказала она, — вы фанатики, как и мой мальчик, Клайберн, он еще дитя, ему только двадцать четыре, а сколько вам? Тоже двадцать четыре, прелестно, вы должны дождаться его, он скоро будет дома, уверена, вы пришли не со мной познакомиться и послушать мою болтовню, ведь я болтаю без умолку, садитесь поудобнее, я сейчас принесу что-нибудь перекусить, я уж постараюсь, уверена, а вы будете истыми джентльменами и придете в восторг от моего угощения, по крайней мере сделаете вид.

Она исчезла на кухне; а через минуту оттуда вышел юнец. Я спросил:

— Вы — Клайберн?

— Нет, — сказал парень, — Клайберну двадцать четыре, а мне восемнадцать, я — Фарагет, мама прогнала меня с кухни.

После того как мы представились друг другу, мы попросили Фарагета рассказать о его брате Клайберне. И Фарагет сказал:

— Знаете, может, я ошибаюсь, но мне кажется, он гений, потому что он посмотрит на кого-то, потом еще раз посмотрит, а потом начнет рисовать карандашом и красками, и вдруг вы увидите этого самого человека на холсте, но в его лице будет что-то особое, чего никто, кроме Клайберна, не замечал.

Мне еще больше захотелось познакомиться с Клайберном и посмотреть его работы, которые, как уверяла нас мать, он нам непременно покажет, но сама она ни за что показывать не станет — это было бы святотатством.

Вправе ли были мать и брат Клайберна восхищаться его талантом, даже если он и впрямь таким был гением?!

Наконец на большом металлическом подносе появилось угощение: апельсиновый чай высшего сорта с лимоном, имбирные пряники в форме маленьких человечков, сандвичи с огурцом на очень мягком белом хлебе без корки.

Я начал наступление и съел куда больше, чем мне полагалось, но на подносе была такая уйма вкусных вещей, а Генри только чуть-чуть всего попробовал, а Фарагет только пил чай, и потому, если специально не следить, нельзя было заметить, сколько я умял. Но я-то считал. Четыре пряничных человечка и восемь сандвичей с огурцом.

Наконец в гостиную вошел сам Клайберн, спокойный, тощий, чрезвычайно выразительный молодой человек. Сразу после того, как нас представили, он мягко сказал:

— Не согласитесь позировать мне?

И вот в течение месяца по два раза в неделю я позировал Клайберну Тэтерсолу, пока он не сдался:

— Клянусь, каждый день вы совсем другой.

Потом я узнал, что у него был нервный срыв. А когда пришло время призыва, он отказался от военной службы по политическим соображениям, и его посадили в тюрьму.

Но не у всех, кого я встречал, был нервный срыв, и не все отказывались служить в армии по политическим соображениям.

23

Места, где живешь, обладают таинственной неповторимостью, о какой не подозреваешь, пока ты там живешь, ибо все твое время и внимание поглощены только одним — самой жизнью. Но проходят годы, и, думая о былом, вспоминаешь родные места, и неожиданно обнаруживаешь, что в них было нечто поразительное.

Считалось, что к югу и востоку от школы Эмерсона во Фресно поселение армян, хотя там обосновались и сирийцы, ассирийцы, словенцы, португальцы, ирландцы, сербы, а на краю армянского города стоял отель басков с очень просторным двором. Баски-пастухи отправлялись в долину

Сан-Джоакин, чтобы за четыре-пять лет подзаработать денег, вернуться домой с капитальцем, купить ферму, жениться и обзавестись семьей. Жениться во Фресно они не хотели. И в отель «Итерия», тот, что у вокзала Санта-Фе, постоянно приезжали баски-пастухи. Они останавливались в городе на недельку-другую, снимали комнату с пансионом, болтали, много ели, распевали баскские песни и пользовались услугами женщин-профессионалок.

В нашей школе не было басков, но в конце концов и они появились, ведь рано или поздно всему приходит свой черед. Многим баскам не удавалось разбогатеть, и они не возвращались домой, беднели, нищали и оседали в Калифорнии. Потом некоторые все же богатели, а кое-кто даже очень богател. Они женились на девушках своей национальности, но были и такие — правда, считанные единицы, — которые женились на девушках других национальностей.

Нельзя было не заметить, что среди жителей армянского поселения больше представителей других малых народов. Можно вообразить, что моя симпатия к ним, особенно к ирландцам и португальцам, объясняется тем, что они — малые народы, но вряд ли причина эта.

Я любил всех просто потому, что они составляли частицу тайны тех мест, потому что я видел их каждый день в течение нескольких лет и потому что в них было кое-что, что забавляло и привлекало меня.