Случайные жизни

– Олег Эдвардович, пожалуйста, ознакомьтесь с Указом президиума Верховного Совета, – протянул мне листок.

С каким указом? При чем тут президиум Верховного Совета? Я ничего не понимал.

На листке потертой бумаги синим прерывистым, почти пунктирным шрифтом сообщалось, что президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, проявив очередной акт гуманности, помиловал меня и сократил мне срок отбывания назначенного наказания до фактически отбытого. Два параграфа.

Указ, насколько я помню, был датирован 14 января 1987 года. Получалось, что уже две недели я – свободный человек. О чем мне никто не сказал.

Я перечел Указ еще раз. Потом еще. Посмотрел на Валерия Павловича, ожидая, что скажет он.

А он сидел и улыбался.

За окном неожиданно пошел снег. Солнце продолжало светить.

– Почему меня помиловали? – наконец спросил я. – Я же не подавал прошения о помиловании.

– А не обязательно, – разъяснил мне радушный, не прекращавший улыбаться Валерий Павлович. – Президиум Верховного Совета может решать подобные вопросы по своему усмотрению. Вот и решили.

Я молчал, пытаясь осмыслить происходящее. Ожидая подвоха.

– Да не вас одного, Олег Эдвардович, – рассмеялся Валерий Павлович. – Многих других по вашей статье тоже освободили. – Он протянул мне еще какой-то листок. – Распишитесь, что ознакомились с Указом.

Я прочел написанное и расписался в конце: с Указом от такого-то числа ознакомился. Фамилия, дата, подпись.

Посмотрел на Валерия Павловича.

– А теперь? – спросил я, словно он мог прямо сейчас расписать всю мою последующую жизнь. – Что теперь будет?

– А это уже от вас зависит, – перестал улыбаться Валерий Павлович. – Вот. – И он придвинул мне еще одну бумажку. – Если согласны – вернетесь в Москву, продолжите трудовую деятельность по специальности. Заживете нормальной жизнью.

На гладком – в отличие от несколько помятого Указа президиума Верховного Совета – листке было напечатано (помню почти дословно) следующее:

“Я, Радзинский Олег Эдвардович, 11 июля 1958 г. рождения, обязуюсь исполнять советские законы и в дальнейшем не заниматься противоправной деятельностью”. Фамилия, дата, место для подписи.

Я перебирал возможные варианты.

Вариант первый: помилование – фальшивка, подсунутая для того, чтобы я подписал обязательство не нарушать советские законы. Не подпишу – мятый листок с Указом выбросят в мусор, а мне предъявят обвинение по 190-й, а может, и по 70 (2). Если по 190-й, больше трех строгого, учитывая прошлую судимость, дать не могут, а вот по второй части 70-й – плохо: там до “червонца” плюс ссылка.

Но 70-ю вроде не за что: я если что и говорил, то осторожно и только людям, которым верил. Значит, нашли рассказы и повесть про этап.

Вариант второй: помилование – настоящее, но зависит от того, подпишу я или нет. Подпишу – отпустят, откажусь – отзовут помилование. И сделали по-гэбистски умно – сначала показали Указ о помиловании, поманили надеждой: человек уже чувствует себя свободным и полон счастья, а тут у нас зацепочка, самая малость – вот, подпишите – и на свободу с чистой совестью.

Так и знал: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И, однажды захлопнувшись, мышеловка эта просто так не распахивается.

Не верь, не бойся, не проси.

– Не могу подписать, – отодвинул бумажку подальше. Жду: что теперь? Что будет теперь?

Валерий Павлович совсем не расстроился. И не удивился. Даже головой не покачал – хотя бы для виду.

– Понятно. – Убрал листок, не настаивает. Слежу, уберет ли он со стола бумажку с Указом – показать, что свобода теперь под вопросом; нет, не отодвинул. – Значит, вы не подпишите, потому что и дальше собираетесь заниматься противоправной деятельностью, нарушать закон? Правильно я вас понимаю?

Шьет дело, готовит почву для обвинения. Хер ему.

– Я ничего подобного не сказал.

– А почему тогда отказываетесь подписать? Мы же не просим вас дать показания на ваших товарищей или сотрудничать с органами. Нормальное требование от советского гражданина: не нарушать закон. Почему отказываетесь, Олег Эдвардович?

– Потому что если я не согласен с законом или трактовкой закона властями, мне придется его нарушить. Я свою позицию уже объяснял на следствии. Зачем мне брать на себя обязательства в ущерб своим принципам? Я же должен буду или вас обмануть, или принципы нарушить. И то, и другое мне не подходит.

Валерий Павлович кивнул: да-да, как же, знаем. Помолчали. Оба посмотрели в окно; там шел снег – хлопья в солнечном свету.

Странно: не думал, что снег может идти при ясной погоде.

– Мы в принципе такой реакции от вас и ожидали, Олег Эдвардович, – признался мой собеседник. – И в связи с этим считаем, что если вы не собираетесь выполнять советские законы, вам не место в Советском Союзе. Уезжайте туда, где вам больше нравится.

Куда? О чем он?

– Куда? – спросил я. – Куда – туда?

– Как – куда? – удивился Валерий Павлович. – В Израи́ль, конечно. Вы же еврей, у вас там родственники.