- Хреново, - крикнул он, - осталось на минут пять боя, и кирдык.
- У нас тоже не фонтан. Пара рожков, и россыпью по карманам. Еще по одной-две гранаты на брата. С учетом ‘последней’.
- Миша, - сказал Свиридов, - кинь вверх зеленую, чего они там застряли-то?
- Все, Тох, нет больше ракет.
Автомат горяч. Раскалился от долгого боя. Очень долгого.
Застыл, глядя в ясное небо Алехандро. Уже не слышно калаша Паоло…
Жив Азуро и держит свой фланг. Паша тоже жив. И патроны еще есть. Значит, обломятся коммандос. Хрен они отсюда уйдут!
Отскочив от валуна, нам под ноги упала граната. Рванул Антона на себя и за скалу вместе с ним.
Взрыв все равно оглушил, и что-то стукнуло в грудь…
В глазах потемнело.
- Мишка! - Свиридов хватается за мой рукав. - Мишка!
- Ничего… - хриплю, - ничего, сейчас…
Пальцы нащупывают что-то твердое, горячее. В груди торчит каменный осколок.
- Ми-ша! - голос Антона все тише. Он начинает тянуть меня к себе.
- Ми… ша…
- Счас, Тоха, я сам… - пытаюсь вытащить камень из груди. В глазах плывут темные пятна. Их становится больше. Голова кружится. И слабость нарастает. Только не упасть, но Свиридов крепко держит за рукав и все тянет. К себе тянет. И падает набок с протяжным выдохом:
- Ми-х-ха-а-а…
- Счас… - роняю калаш, руку вперед, чтоб на грудь не упасть. Ладонь попадает во что-то склизкое. Сквозь темные пятна увидел…
- Как же… Тоха… как же…
Командиру осколком вскрыло живот. Может тем же, что торчит из моей груди.
- Ми… ша…
Он шепчет еле-еле, но я слышу все.
- Ми-ша, ты знаешь - что надо сделать.
А в его глазах…
- Тоха… нет, Тоха…
Я не мог стрелять в командира. Просто не мог. Антон понял и скосил глаза на ремень.
- Там…
Вынул из его подсумка гранату. Свел усики, чуть потянул кольцо, чтобы легче было сорвать, и вложил в руку Свиридова.
- Прости меня… Тоха… прости…
- И ты… прости… и… отставить сопли… ты же тельник… носишь…
Я отступал вглубь каменных завалов и не сводил взгляда с друга. Слезы катились сами по себе, и остановить их не мог.
Взрыв поставил еще одну точку. И кто-то сразу взвыл. Там где лежал Антон катался и вопил плотный мужик в камуфляже, вместо ног - ошметки. Из-за скалы выскочило двое, подхватили своего, но унести не успели.
Выстрелил навскидку. Один падая выстрелил в ответ. И я увидел небо, а над головой стена черного гранита. И полоса крови на ней. Убит? Нет еще жив. Боль вернулась, а вместе с ней небо стало темнеть. Ко мне кто-то приближался. Не рассмотреть - одни зеленые пятна-тени. Это коммандос, больше некому.
Граната! Рука нащупала твердые грани. Кольцо само нашло палец, но что-то мешает его вырвать - усики не свел. Тени уже рядом, значит, времени нет, значит надо сильнее… ещё сильнее…
Вырвал! Теперь все. Ладонь разжата… рычаг вырывается…
Вся жизнь перед глазами пронеслась в одно мгновение. Лица мамы, жены, дочери и… Рамона.
- Дольжхени вивес, амиго - шепчет он, - дольжхени вивес, эрмано…
Наверно перед смертью человеку открывается истина. Те слова, сказанные Азуро, Тихомиров повторил для меня: ‘Ты должен жить, друг’.
Прошептал еле слышно, но теперь я знаю - он говорил их мне как равному. Дядя Миша знал - кто я. И он понял, что за проблемы терзают меня последнее время. И он дал мне прожить маленький кусочек своей жизни.
Сон ушел, оставив горечь потери, и теперь у меня сомнений нет - я должен стать тем, кем должен. Именно так и не иначе.
Я проснулся со странным чувством, будто повзрослел разом. И вдвойне странно, что гораздо старше стали обе сущности - и детская и взрослая. И почти слились в единое целое.
Жаль, не смогу попасть на похороны Тихомирова. Но я могу другое…
На улице шумел ливень. Было слышно, как барабанит по отливу окна. Иногда порывами ветра капли бросало на стекло. Сверкнуло и тут же громыхнуло. И этот гром очень похож на пушечный выстрел…
Шум ливня навивал мелодию. Грустную. Сами собой начали складываться строки:
- Нам мирных снов уж не видать,
Они остались в жизни той,
Мы не хотели умирать,
Но были прокляты войной.
В ночной тиши не храп, а хрип,
В глазах не мир, а боль и стон.
В чужой войне я не погиб,
Война вошла в меня как сон.
Боль в руках отступила, отвлекая от стихов, и сменилась острым покалыванием.
- Ну вот, готово. - Медсестра собрала обрезки бинтов и выкинула их в урну, а я начал массировать затекший палец. Надо же так затянуть бинт и напрочь оторвать завязки.
‘Рука нащупала твердые грани. Кольцо само нашло палец, но что-то мешает его вырвать - усики не свел. Тени уже рядом, значит, времени нет, значит надо сильнее… ещё сильнее…’
Во сне я рвал кольцо, а на самом деле узел повязки на руке, да так затянул, что большой палец левой кисти мгновенно опух. И развязать не получилось, пришлось идти в процедурную.
- Теперь только обработать йодом и наложить новые повязки.
- Не надо повязок, - я осмотрел свои кисти, - ссадины достаточно затянулись.
- Да! - медсестра как-то странно на меня посмотрела. - Но без повязок можно повредить недожившие шрамы и все начнется сначала.
Честно говоря, мне не хотелось ходить с забинтованными кистями. Не очень удобно.
- Может пластырем закрыть?