Случайный билет в детство

- Ух ты! - изумился Савин. - Это кто такое выдумал?

Уж не знаю, почему эту лавку признали запретной. Что на ней такого произошло, чтобы в любого севшего на неё, все местные пацаны плевали. Но я понял - кто это придумал. Естественно Вершина. Порядки тут наводит, аналогично зоновским, что от отца узнал.

Существует в зоне такая каста - опущенные, их ещё ‘петухами’ называют. Низший слой зоновского общества. Все их вещи, предметы обихода обозначены особыми метками, чтобы другие не опоганились. Опущенные сидят, спят и едят в отведенном им месте. Не дай бог какому-нибудь зеку, даже по незнанию, коснуться любой вещи ‘петуха’, то автоматически он будет считаться опущенным, и никого подробности не волнуют - случайно коснулся, не случайно….

Меня взяла злость на эту зоновскую действительность, на Вершину, устроившего это тут, на этих идиотов, следовавших этому дебильному решению. Захотелось избить придурков. Скрипнул от злости зубами и белобрысый опять дернулся, но из такого захвата не вывернуться. Подтянул его ещё ближе и зашипел прямо в лицо:

- А если твоя мама сюда сядет, то ты в неё тоже плюнешь? Чего молчишь, урод? - и опять рявкнул остальным:

- Сидеть! Верблюды хреновы!

Савин легко стукнул полбу крайнего, усаживая обратно.

- Прекратите, хулиганить! - заверещали из окна первого этажа, - сейчас милицию вызову!

Обернулся и увидел, что из окна первого этажа смотрит женщина с волосами, накрученными на крупные бигуди.

- Вызывайте, - отвечаю этой бугристой голове. - Чего же молчали, когда тут трое одного метелили, а?

Голова скрылась, а я спросил у Олега:

- Ты их знаешь?

- Этот из восьмого ‘б’, - показал он на белобрысого, - а эти из седьмого ‘д’. Как звать - не знаю.

- Кто из них в тебя плюнул?

- Эти двое, а этот только бил, - Савин показал на сидящего перед собой, затем ткнул пальцем в белобрысого, - но вот это первый харкнул.

Посмотрел высокому в глаза, тот сразу тихо заскулил, предчувствуя будущую экзекуцию. Поздно, голубчик, раньше думать надо было. Усмехнулся, пришедшей мысли…

- Ну и что с ними делать, а? - спросил Олега, напустив металла в голос.

- А по рожам надавать…

- Нет, - перебиваю, - мы поступим по-другому…

Ухватил сразу двоих пацанов за их верхние губы и потянул вверх. Олег сразу сообразил - что я задумал и тоже схватил третьего за губу. Они приглушенно завопили, но противиться боли не могли, встали, как миленькие. Развернув ‘верблюдов’, мы усадили их, почти одновременно, на ‘поганую’ лавку.

- Вот, - удовлетворенно сказал я, - теперь плюйте друг на друга, пока слюна не кончится.

Как только мы пацанов отпустили, они вскочили с лавки как с раскаленной сковороды, и бежать…

Но я перехватил белобрысого за руку и загнул болевым.

- Погоди, вопрос есть, - сказал ему я, - где тусуется Вершина?

- Обычно в скверике у беседки, - заскулил высокий, - отпусти, больно.

- Потерпишь. Так обычно, или где-то ещё? - и я прижал кисть сильней.

- Ай… ещё он в будке бывает. Ай!

- Что за будка? Где именно?

- Старая будка, рядом с домом отдыха. Да отпусти же, больно…

- Я знаю где, - сказал Савин. - Пойдем, Серег, отпусти этого верблюдА.

Я отпустил белобрысого, наградив его напоследок пинком под зад.

Длинный ‘верблюд’ отбежал подальше и что-то грозно заорал, но мне было плевать на его пустые угрозы. Ничего он мне не сделает, только и будет издалека воздух от большой обиды сотрясать.

Микрорайон имел форму сильно вытянутого прямоугольника. До дома отдыха недалеко, только пересечь поперёк. Мы прошли половину пути, как Олег меня остановил.

- Серёг, когда про поганую лавку сказали, у тебя глаза такими бешеными стали. Я подумал, что ты сейчас их убьёшь.

- Этих уродов не за что убивать. Тут другое…

- Что?

Я пояснил Савину смысл ‘поганой’ лавки, и рассказал некоторые зоновские реалии.

- И что теперь… - бледнея, пробормотал он, - они ведь всем расскажут…

- Не расскажут, побоятся, так как сами опоганились. А насчет себя не волнуйся, сам-то себя таким не считаешь?

- Нет, конечно! - возмущенно выпалил Олег.

- В этом-то и суть.

- Сволочь этот Вершина, - зло сплюнул Савин. - Чувство такое - будто пятно несмываемое осталось.

На то и ставка была, что чувство такое будет. И Савин прав - Вершина сволочь, причем большая сволочь. А ему только шестнадцать лет, и страшно подумать - что дальше будет? Боюсь, что разговора с ним может не получиться. Могу сразу в рожу дать, как увижу. Руки так и чешутся.

Мы вышли на дорогу, разделяющую частный сектор и пятиэтажки микрорайона. В садах вызревала черешня. Опять это чувство непривычности. В Поволжье в это время только-только зелень появляется, а тут погода, как говорили у нас ребята в отряде - шепчет. Буйство зелени. Небо синее-синее, чуть разбавленное клёцками мелких облаков. Солнце, ласково щекочет кожу. И я такой молодой. Чего бы не радоваться? Вот только от ложки дёгтя никуда не денешься.