Случайный контракт

— Начнем с моей квартиры.

— Хорошо, — снова легко соглашается он, и я уже начинаю думать, что брак — не такое уж тяжелое бремя, как некоторые описывают, потому что всегда можно договориться, когда он добавляет: — Но фамилию ты возьмешь мою.

— Что?!

Филипп снова шикает, и я даю себе передышку в пару секунд, чтобы успокоиться. Мне бы не помешали тишина и покой. Особенно тишина, но работница загса понимает мой возглас по-своему и с чувством, специально для меня повторяет:

— Да-да, невеста. Вы теперь как голубое небо и солнце — будете всегда вместе!

— А ночью что? — шипит возмущенно Филипп. — Ночью же солнца нет. Ночью луна. Она что, на любовницу намекает? Теперь понятно, почему ты попросила ее повторить. Я тоже в шоке от этих напутствий молодоженам.

Я молчу. Дышу и молчу. Работница продолжает речь про горы, через которые нам придется вместе пройти, а я снова склоняю голову к жениху и пытаюсь договориться с ним по-хорошему.

— Ничего не имею против твоей фамилии. Но меня все клиенты знают как Лисовскую! Думаю, им будет трудно привыкнуть к другому.

— У тебя слишком длинная фамилия, так что в контактах ты, скорее всего, указана как «Нотариус — Зверь!». Поверь, особой разницы они не заметят.

— Но ты хотя бы представляешь, сколько это волокиты — менять все документы? Причем мне придется делать это не один раз, а дважды!

— Знаешь, — говорит задумчиво Воронов, — я тут подумал: мы все-таки будем жить у меня. У меня ведь еще двое горничных, причем разнополых. Вряд ли они захотят делить одну гостиную на двоих. Да и мне переступать каждое утро через два спящих тела как-то не хочется.

— Хорошая у них работа, если они могут вставать позже хозяина.

— Хочешь сменить свою?

Я медленно выдыхаю.

Еще раз.

Вспоминаю, что я вообще-то нотариус, и уж лучше я сама дважды поменяю все свои документы, чем позволю организовать цыганский табор в своей любимой квартире.

— Хорошо. Фамилия твоя, но, как и собирались, мы все-таки попробуем пожить у меня. С одним важным условием — без твоих горничных.

Он тянет с ответом. Понимаю, привык к комфорту и определенным условиям. Но когда он пытается разжалобить меня взглядом, я твердо киваю.

— Ох, — вздыхает он. — Даже не представляю, как я без них обойдусь. Но ты права, нужно друг другу идти на уступки.

Обговорив все самое важное, мы снова слушаем работницу загса. Она все трещит и трещит.

— Кажется, — шепчу Воронову, — я начинаю догадываться, почему второй раз затащить в загс мужчину куда сложнее, чем в первый.

Он, видимо, тоже наконец устает это слушать, потому что оборачивается к Ярову и интересуется:

— Ты не слишком много ей заплатил? Может, еще можно часть денег вернуть, если мы хотим сократить церемонию?

Интересуется громко, поэтому женщина резко сбивается. Бросает взгляд на заказчика, хлопает глазами, но быстро спасает себя от банкротства.

— А теперь молодые могут обменяться кольцами! — объявляет она.

— Мне кажется, — шепчу доверительно Воронову, — она пропустила самое главное. Она не спросила: согласна ли я, согласен ли ты…

— Она полчаса толкала речь. Ни ты, ни я не сбежали. По-моему, ответ очевиден. Но если ты настаиваешь, чтобы все было по правилам, я попрошу, чтобы она продолжила с того момента, на котором мы ее так бесцеремонно прервали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

От одной мысли об этом у меня тяжелеют не только ноги и руки, но и веки. Пожалуй, не продержусь.

Воронов снова оглядывается на приятеля, и тот достает из кармана красную коробочку, ворча при этом:

— Десять лет этого ждал. Думал уже: не дождусь.

Мой жених разворачивается ко мне, открывает коробочку, и у меня перехватывает дыхание. Я была уверена, что он просто купит нам два кольца — самых обычных, это ведь не по-настоящему все. Одно кольцо и правда обычное — просто золотой ободок. Это мужское. А женское, для меня — с бриллиантом, который будто заключен в красивый бутон. При этом и бутон, и ободок тоже украшены маленькими камнями.

Я поднимаю взгляд на Воронова, а он уже подносит кольцо к моим пальцам.

— Ты уверен?

— Пожалей моего друга. Еще десять лет он вряд ли продержится. — Заметив, что я рассматриваю Ярова, добавляет: — Да он за год по два раза приходит ко мне менять завещание!

Мои пальцы начинают дрожать. Тут все сразу: и букет, и кольцо, и трогательный момент, а больше — теплый взгляд со смешинками, который меня подбадривает, подталкивает к тому, чтобы принять это кольцо, позволить надеть его на свой палец.

— Ничего себе! — слышится у меня возле уха голос Филиппа, который высунулся веред, чтобы все рассмотреть. — Мне все больше кажется, что моя идея самому выйти за него замуж была не так уж дурна!

Тут уже начинают дрожать не только мои пальцы. Меня трясет от смеха, который приходится сдерживать. Но Воронов сосредотачивается и все-таки нацеливается на мой безымянный.

— Подождите! — неожиданно спохватывается Филипп. — Подождите, не продолжайте без меня!

И поспешно выходит за дверь.

Японец — единственный, кто в силах хоть как-то это прокомментировать.