Случайный контракт

Я замечаю, что при этих словах Тайра начинает уж слишком широко улыбаться. Значит, с завистью справляться становится гораздо сложнее. На самом деле она вполне может позволить себе сама купить такое кольцо, и не одно. Вернее, ее папа может купить.

Но это не то. Я лишила ее прекрасного повода и дальше мне «сочувствовать», а по сути, упиваться моими эмоциями. А еще теперь я верю, что она доставала Филиппа, чтобы дал ей контакты Воронова. Знает ведь, что он уже женат, сама присутствовала на свадьбе, но то и дело задерживает на нем долгие взгляды.

Все наши гости уже спустились вниз и отошли чуть в сторону, чтобы не мешать другим новобрачным. Но едва мы подходим к ним, опять начинается кутерьма.

— Так! — Филипп выдергивает из шеренги тяжело вздыхающую, едва пришедшую в себя от слез Таню и вручает ей свой телефон. — Это тебе!

— Может, ей крысу? — с надеждой интересуется Тайра.

— Нет, малышка к тебе привыкла — смотри, как хвостиком к тебе тянется. Ты же не хочешь, чтобы она скончалась от стресса? Похоронить мы ее сегодня не сможем, у нас намечено другое мероприятие. Твой грех на себя никто не возьмет. И придется тебе до завтра носить свою жертву.

Тайра бледнеет даже через слой макияжа. По-моему, ей уже тяжело держать руку вытянутой, подальше от своего платья, но она очень старается по-прежнему не соприкасаться с клеткой и хвостиком, которым ей угрожали. Карина пытается затесаться куда-то за спину японца. О-хо-хо, так же девичья дружба может дать трещину.

— Давай, теперь мы в твоих руках! — напутствует Филипп своего заместителя, торопится к нам и шепчет мне на ухо: — Пусть себе спокойно плачет за кадром. Этого на снимках не видно. А то я посмотрел — из-за нее прямо сомнения, что у нас такой большой праздник!

Я чувствую, как мне на талию ложится рука Воронова, и только теперь понимаю, что мне было довольно холодно. Ну и, пользуясь случаем, прислоняюсь к нему. Наверное, в контракте есть пункт, что муж обязан заботить и оберегать, потому что он становится у меня за спиной и скрещивает на моей талии руки, практически беря меня в теплый кокон.

— Тридцать два… — бухтит тихонько Филипп, пока Таня пытается протереть глаза и прицелиться. — Поверить не могу, что мы все-таки остановились на этой цифре…

Как же меня эта фраза достала…

— Знаешь, — говорю я, — мне тут позвонили: есть несколько бездомных щенят…

— Ты права! Заканчиваем с летоисчислением! Мне бы тоже надоело, если бы мне постоянно намекали на возраст. Хотя я тебя и моложе, и вроде бы если ты не очень расстраивалась и не сильно спешила, то чего уж мне…

— Их там шесть, представляешь? Шесть маленьких, никому не нужных, которые были бы согласны даже на флигель.

— Нет, ну ты вообще молодец! Одобряю. Так долго держалась! То есть… забудь! Это я случайно сболтнул!

Я кошусь в его сторону, толкаю его локтем в бок, и конечно, именно этот момент Таня выбирает для снимка.

— Еще раз! — прошу я.

— Ну да, не можем же мы родителям отослать снимок, где ты жестоко избиваешь младшего брата.

— Мне кажется, — раздается надо мной голос молчавшего все это время Воронова, — у вашей мамы уже достаточная коллекция снимков, где вы вдвоем. Анжелика, хочешь, мы отойдем в сторону?

Ну и Таня снова очень удачно выбирает момент, когда мы смеемся. Все. Кажется, даже Воронов. Ничего, пусть видит, что у моего мужа хорошие зубы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Завязываем, — ворчат уже с другой стороны, — так долго я позировал только в детстве для паспорта. Кстати, самый хреновый мой снимок. Но что-то мне подсказывает, эти снимки могут составить ему конкуренцию.

Это Яров. Характер, я смотрю, тот еще.

— Наверное, такая традиция, — скромно возражает японец.

— Нет у нас такой традиции — морить гостей голодом, — спорит с ним Яров и, выйдя из кадра, уверенно направляется в сторону парковки.

Таня снова делает снимок. Снимает вид со спины. По-моему, мама решит, что гости от нас разбегаются. Ну да ладно. Надеюсь, ее утешит, что жених-то на месте.

Воронов, так и не убирая руки с моей талии, тоже подталкивает меня в сторону к машинам.

— А букет?! — поражается Тайра. — Меняю букет на крысу!

— А если никто не захочет меняться, оставишь крысу себе? — с надеждой интересуется Филипп.

Я утыкаюсь в плечо Воронова, чтобы смеяться не так громко. Просто у Тайры такое лицо… Не могу… И это она еще не знает, что Ириска предпочитает голубой сыр дорблю.

Букет отдавать мне жалко: он безумно красивый. С другой стороны, как говорит японец — такая традиция.

Поэтому, когда троица девушек становится у меня за спиной, я с серьезным видом мысленно прицеливаюсь. Так… Тайра стоит слева, Карина практически за мной, Таня делает вид, что вообще там оказалась случайно.

А, нет!

Я слышу шорох Ириски и тихий стук каблуков. Видимо, заподозрив, что я могу мухлевать, Тайра меняется с кем-то местами. Но Ириска ее снова сдает — изумленно пищит, когда она ставит ее на асфальт.

Ей же холодно! Ну все, теперь подтасовка оправдана. Это не просто мое отношение. Это месть за беззащитное животное.