Случайный рыцарь

Пожав плечами, он берет с кухонного острова телефон. Разумеется, свой. Нажимает на пару кнопок и через мгновение произносит:

– Шелия, это Дрейк. Кто-то пытался украсть Эдисона. Да, старого коня Джона. – Он делает паузу. – Нет. Ничего серьезного. Белла неудачно упала, но все в порядке. Как только я ее осмотрю, проверю камеры. Возможно, хотя бы одна из них зафиксировала номерной знак. Это был черный пикап «Форд» с бортами.

Он снова делает паузу.

Если бы не было так больно, я бы попыталась подслушать, что отвечает Шелия. Странно, что Дрейк знает прямой номер диспетчера шерифа. Надо будет задать ему этот вопрос вместе с миллиардом других. Например, почему, черт возьми, мы женаты. Не забываю об этом ни на секунду.

Но вопрос может подождать, пока я не приведу себя в порядок. Осторожно прикасаюсь к верхней губе, которая все сильнее болит. Кончики пальцев чистые, должно быть, из носа перестала идти кровь.

Оборачиваясь к Дрейку, вижу, что его лицо мрачнее тучи.

– Ладно. Вечером отправлю тебе фотографии с сегодняшних записей камер, – говорит мужчина. Затем, после паузы, произносит: – Принято. Передам ей.

Он отключается и кладет телефон на кухонный остров.

И только тогда я замечаю там все остальное.

Миски. Сыр. Лук. Терка. Лепешки. В раковине оттаивает мясо. И блюдо для духовки, с подготовленным к запеканию мексиканским совершенством.

– Ты серьезно? Ты действительно делал энчилады? – Я просто не верю своим глазам! После всего…

– Мы поспорили, – отвечает Дрейк, обходя вокруг кухонного островка.

– Ладно, как бы там ни было… – Я приподнимаю голову, злясь на живот, который сводит от голода. – Хм… говядина или курица?

– В зависимости от того, насколько ты голодна: оттаивает говядина, но в морозильнике есть курица.

Мой живот урчит. Предатель. Его явно не волнует, что мне больно везде. И я не уверена, что следует есть то, что приготовил этот мужчина.

– Как только я тебя осмотрю, поставлю первую порцию в духовку. – Он включает воду и вытаскивает большую пластиковую миску из шкафа.

– Тогда я пока в ванную, умываться.

– Нет, ты останешься здесь. – Он вытаскивает из ящика салфетку.

Я должна встать, но не уверена, что смогу. Колено сводит от боли. Наклоняюсь, чтобы осмотреть ногу, хотя на мне джинсы. Окровавленные. Понятно, почему так больно.

– Посмотри на меня, – приказывает Дрейк.

Я поднимаю голову. Он осторожно проводит несколько раз теплой салфеткой по моей щеке, тщательно осматривая лицо после каждого омовения. Господи боже мой, насколько он может быть нежным.

Я прикусываю язык. Не из-за боли.

Замечаю отросшую за день щетину. Он пахнет так же хорошо, как выглядит. Силой. Мужеством. Ветром, землей и чем-то вроде выдержанного бурбона. Возможно, это предсказуемо, но приятно.

Когда он вытирает мои губы тканью, призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не вздрогнуть.

Он протирает подбородок, лоб, нос.

Я больше не могу этого терпеть, потому что чувствую себя под его прикосновениями маленьким раненым котенком. Его запах пьянит, а взгляд сводит с ума. У меня слегка кружится голова, но мне плевать. Когда ткань в очередной раз касается щеки, боль напоминает о других травмах.

– Ты закончил?

– Руки. Давай я их посмотрю.

Протягиваю без разговоров. Дрейк берет запястье и осторожно разводит пальцы.

Один за другим он опускает их в воду и протирает ладони.

Не из-за боли поджимаются пальцы на ногах. Во всем виноват Дрейк Ларкин. И меня все больше волнует вопрос, почему я испытываю в отношении этого мужчины что-то кроме желания оторвать ему голову.

Меня разрывает на части. В одно мгновение под его взглядом кажется, будто меня переехал грузовик. В следующий миг я покрываюсь мурашками в таких местах, которые ни разу для этого не предназначены. И уж точно не для него. Не здесь. Никогда.

– Отлично, – мягко говорит он, выпуская вторую руку, и снова споласкивает тряпку. – Теперь снимай рубашку.

– Что? – Как от удара молнии, мое лицо вспыхивает под взглядом ярко-голубых глаз.

– Рубашку, Белла. – Он берет меня за запястье и приподнимает руку. – Я должен осмотреть ссадины и раны.

Сдерживаю желание кинуться в драку, когда вижу непреклонное выражение лица. У локтя пятна крови насквозь пропитали клетчатую ткань.

– Блин. Мне так нравилась эта рубашка. – Вздыхая, я поднимаю вторую руку. – Ладно, фиг с ней. Делайте свое дело, доктор.

Не стоило мне называть его так. И я краснею еще сильнее.

– Если быстро застирать, то пятен не останется. – Он аккуратно тянет манжет, отчего рубашка скользит вниз.

Но поскольку под рубашкой на мне майка, я повожу плечами, чтобы помочь ему поскорее стянуть и второй рукав. Выворачиваю шею, рассматривая повреждения: ссадины и мелкие царапины, кровь не идет.

– Не так уж и плохо. Думаю, здесь ничего особо делать и не надо.

Дрейк не отвечает. Похоже, ему доставляет удовольствие держать меня за руки, вытирая самые длинные царапины. Задерживаю дыхание, прикосновения – такие уверенные, приятные – становятся не только привычными, но и необходимыми.