Он начинает двигаться, сначала мучительно медленно, скользя туда-сюда, и этот темп завораживает. Я подстраиваюсь под его толчки, подаваясь бедрами вперед.
Мы находим наш
Не существует ничего, кроме горящих потусторонним огнем голубых глаз Дрейка и ощущения нарастающей огненной волны между ног. Есть только мы и это удивительное трение, гортанный рык сквозь зубы, когда мужчина начинает ускоряться. Длинные глубокие толчки заполняют меня до упора. Он рычит и
– Ох, Дрейк. Черт, твою мать!
Мои внутренние мышцы начинают быстро сжиматься вокруг его горячего ствола, и безумная волна жара медленно катится снизу вверх по всему телу. А потом он прикусывает кожу зубами, достаточно сильно, чтобы осталась отметина. И я кончаю так громко и ярко, что искры
Просто разноцветные звездочки на ослепительно белом поле раскаленного экстаза.
Он глубоко во мне, изливает на меня всю свою силу, вколачивает себя безумным движением поршня, пока его рык дрожью прокатывается по моей коже.
Его оргазм такой мощный и внезапный, что, кажется, от него меня уносит второй раз, волна за волной, заставляя гортанно кричать от сладкого освобождения.
Я цепляюсь за мысль, что должна удержаться, не утонуть, не позволить этому обрушившемуся девятому валу уничтожить меня, пока член Дрейка пульсирует, а сам он хрипит от удовольствия, будучи не в силах остановиться, пока не иссякнет полностью.
Мои ногти впиваются в мышцы его спины, когда меня несет цунами по имени Дрейк Ларкин, бог секса.
– Дрейк! – Я снова выкрикиваю его имя, кончая, захлебываясь безудержным удовольствием, от которого вот-вот
Позже я думаю, что этот дикий, злой, почти на грани боли поцелуй – наша попытка вернуться на грешную землю. Попытка убедить себя, что, черт, ну не может всего лишь секс быть
За ночь мы повторяем это трижды.
И даже когда все кончено и каждая мышца моего тела ноет и тянет, обещая отомстить завтра болью, я не знаю, к чему это приведет. Или во что превратится. Сегодня я принадлежу Дрейку, и я счастлива.
Сегодня мы действительно муж и жена.
А завтра? А через месяц? Должны ли мы будем сделать это в последний день, когда истекут отпущенные нам шесть месяцев?
Не могу вообразить, кем бы мы стали друг для друга, если бы не дедушкино завещание, или мои безумные родители, или «Юпитер Ойл». Они связали нас.
Ладно, признаю, возможно, во мне сейчас говорят бурлящие в крови гормоны.
Это не меняет того факта, что я боюсь.
Я так напугана, что никогда не захочу, чтобы Дрейк Ларкин вдруг оказался где-то, но не здесь. Не рядом со мной, обнимающий своими огромными руками. Слишком прекрасная и живая иллюзия, чтобы оказаться всего лишь сном.
Утром я расплачиваюсь за все.
Никогда в жизни у меня не болели так ноги, даже когда я сдавала кросс по пересеченной местности или ездила верхом на Эдисоне в течение нескольких часов, когда была маленькой девочкой.
Но и утром Дрейк не оставляет в покое. Он снова берет меня, наклонив над кроватью, сотрясая бедную старую мебель так, что она чуть не разваливается.
Он называет это «утренний трах», по его словам – самый сладкий.
И, кажется, я начинаю верить.
Потому что когда я только прогнулась и позволила ему снова наполнить меня, я подумала, что сойду с ума от боли в бедрах.
Но! Сюрприз! Все прошло к тому времени, когда мы закончили. Он, изрыгающий проклятия сквозь зубы, его обжигающе горячая ладонь на моей заднице и жалящий смесью боли и острого удовольствия
Мой телефон разрывается трелью, пугая, но я продолжаю следить за Дрейком, когда иду к стойке, чтобы достать мобильный.
Номер кажется знакомым, поэтому нажимаю на значок ответа.
– Алло?
– Привет, Аннабель? Это Энджи Уолкер, сестра Дрейка Ларкина… ты звонила вчера и оставила сообщение.
– Да, это Белла. И да, я звонила. Я внучка Джона Рида. Хотела проверить. Дрейк уже перезвонил тебе? – Я задерживаю дыхание в ожидании ответа и возвращаюсь к окну, чтобы наблюдать за ним.