Слуга господина доктора

Года четыре назад завхоз Толик отправился на пресловутую «стометровку»[11] в поисках женщины. Женщин было немало — день был, скажем так, базарный. Яркие, развратные, как орхидеи, они распределились вдоль проспекта Маркса — в коротких юбках, в колготках без морщинок, на каблуках. Но ни одна не задевала тонких структур Толиковой души. Негаданно к нему подошел мальчик и предложил свои услуги. Толик вежливо ответил, что мальчиками он, как раз, не интересуется. Мальчик улыбнулся и сказал, что предлагает свои услуги не как товар, а как посредник. Толик заинтересовался. Получить товар из-под полы всегда заманчивей, чем взять с прилавка. Девочка была чудо как хороша и стоила дорого. Посреднические услуги тоже были платными. Девочка назвалась Марианной, а мальчик Вадимом. На самом деле это были Робертина и Игорь.

— Это правда? — спросил я у Робертины. Та роняла горючие слезы.

— Нет, — пролепетала она, — он все врет. Мы просто играли.

— Да ладно тебе, Толик, — сказал Игорь, — это уж все травой поросло.

— Нет, не ладно! — Не унимался завхоз, — Арсик, ты такой хороший парень, добрый, умный. Ты с ней зачем связался? Ты посмотри на нее, это ж блядь.

Я сидел побелелый, трезвый и, право, не разумел что сказать.

— Арсик, — хныкала Робертина, — это неправда…

— А потом, когда она у меня жила, — продолжал Толик, — я же с нее пылинки сдувал. А она что ни вечер на работе задерживалась…

— Арсик, — стонала Робертина, — я работала администратором в театре…

— Не пи…ди! — Отрезал Кабаков. — Ни в каком театре ты не работала. Ты к своему х…ю на Тимирязевскую ездила, красиво время проводила.

Робертина пала на колени и подняла пьяное, зареванное лицо:

— Котярушка, ты меня не бросишь? Он правду говорит, я нигде не работаю.

— Подожди, а «скорая помощь»?..

— Да что «скорая помощь», кто меня туда возьмет-то, дуру…

— И давно ты без работы?

— Уже три месяца…

— Какие «три месяца»? — Гласом велием возопи Кабаков. — Ты ничем, кроме манды, и не зарабатывала никогда!

— Неправда! — Робертина порывисто вскочила. — Я в Иркутске шубами торговала…

— Во что мы все, конечно, верим, — вставил Игорь.

— Шубами? — возмутился Кабаков, — да ты за этим мудозвоном поехала, манду свою сладкую повезла.

— Арсик, — вновь зарыдала возлюбленная, — это все неправда, он был педовка, импотент…

— А что же ты поехала? — вопрошал обличающий Кабаков.

— Мне деньги нужны были, я шубами торговала…

— Да ты считать не умеешь, как ты торговала? Арсик, — обернулся ко мне Кабаков, — ты ей веришь?

— Верю, — ответил я.

— Да что ты ей веришь, ты в глаза ее лживые погляди, ведь видно, что пи…дит.

Робертина покорно повернула лицо ко мне и постаралась придать взгляду честное выражение. Это ей удалось посредственно.

— Котярушка, ты мне веришь?

— То, что он говорит, правда?

— Да он пи…дит, пи…дит, — заголосила Робертина.

— Я тебе не верю.

Робертина осеклась и изумленно взглянула на меня.

— Котяра, ты что, мне не веришь?

— Нет.

— Мне?

— Не верю.

— Котяра…

Робертина замолчала. Сквозь опилки ее сознания с трудом продиралась какая-то маленькая лживая мысль.

— Котяра, — сказала она, додумав до конца, — но ведь мне нельзя работать. У меня порок сердца.

Игорь засмеялся впервые за вечер. Засмеялся беззлобно и беззаботно.

— Ты что скалишься? — грозно спросила Робертина, — ты что, не знаешь, что у меня порок мейтрального клапана?

— Да нет, — сказал Игорь, — знаю, конечно, и верю, верю. Ты, Арсик, тоже верь.

— Вот сифилис у тебя был, не спорю, — кивнул Кабаков, — А насчет клапана ничего сказать не могу, не знаю.

— Кабаков, — вскипела Робертина, — если ты еще что-нибудь скажешь, я пойду в милицию и скажу, что ты хотел меня изнасиловать. А Арканов и Арсик подтвердят, понял? Арсик, — обратилась она ко мне с нежностью, — у меня правда был сифилис, но теперь я не заразная. Я вылечилась, правда. У меня и справка есть.

— Ладно, пойду я, — сказал Игорь, — скучно тут у вас.

— Сиди! — резко сказал Кабаков, — сиди, а то в е…альник схватишь.

— Нет, — сказал Игорь, — я пойду.

Он взял куртку, положил в карман сигареты.

— Сиди, — повторил Кабаков, уже не так запальчиво, — никуда твой не денется.

— Денется, — просто сказал Игорь, застегивая куртку.

— Игорек, — Кабаков опять плюхнулся на колени, — не уходи, пожалуйста.

Он обнял Игоря за ноги и начал целовать ему брюки.

— Игоречек, Лерочка, Арсик, — залившись слезой, бормотал он, — не уходите. У меня больше никого нет. Не бросайте меня. Я же старый, я никому не нужен. Игорек, — плакал он, — найди мне девочку, ты же можешь. Или, х…й с тобой, давай мальчика, все равно, только Игорек, найди, а? Ну, пожалуйста…

— Толь, пусти меня, — равнодушно сказал Игорь.

Я подумал, что и вправду пора. В скором времени должна была вернуться с работы жена, а мне, представь, сколь я был безумен, мне думалось, что надо торопиться, чтобы до ее прихода успеть — у меня слова подходящего нет — или уж не знаю что с Робертиной. Что бы я ни услышал о ней, мной владело — опять не знаю — чувство, инстинкт, жажда, похоть — все равно, лишь бы с ней.

— Ладно, пойдемте, — сказал я, тоже вставая.