Слуга отречения

Полина притормозила около знака пешеходного перехода, окаймлённого яркой жёлтой рамкой, привычно скрестила и тут же развела в стороны ладони, и Верена вдруг почувствовала, как её окатывает тёплая воздушная волна и как ветер вокруг них внезапно ослабевает.

– Это же этот, как его… кокон, да? – спросила она.

– Он самый, – кивнула Пуля. – Ты училась строить его для защиты при падении, но, как видишь, в такую погоду это тоже иногда далеко не самая плохая техника…

Они перешли через мост, и Верена зашагала вслед за Пулей по гранитному тротуару вдоль канала, такому узкому, что идти по нему было проще всего гуськом. Вода в канале, переливающаяся тёмно-синими льдистыми бликами, казалась сумрачной и угрюмой. По правую руку от Верены возвышался огромный величественный строгий собор с зеленоватым куполом. Укутанный в серо-голубую прозрачную вуаль из света прожекторов под бархатно-белым, низко нависшим небом, он отчётливо напоминал ей сейчас какой-то призрак, невесомую, но вместе с тем очень прочную фата-моргану, которая, вполне может быть, просто растает к утру вместе с холодным туманом, таким же серовато-голубым, как лучи этой подсветки.

Верена тряхнула головой и невольно потёрла пальцами виски. «Наверное, это всё последствия слишком частого погружения в мор-фопространство, – вздохнула она про себя. – Или, может быть, последствия слишком стремительных и слишком неправдоподобных перемещений в пространстве реальном. Человеческая психика ведь как-то должна реагировать на такие внезапные перегрузки, верно?»

Девушка никак не могла избавиться от ощущения, что она сейчас находится во сне; весь этот шумный, гудящий, многолюдный город, мерцающий цветными рекламами и время от времени окатывающий её брызгами воды с высоких карнизов, казался в сумерках каким-то неотчётливым, зыбким и странно похожим на мираж. Её непреодолимо тянуло разглядывать человеческие силуэты в смутных тенях, качающихся вокруг уличных фонарей. Вот они, кажется, внимательно смотрят сверху жёлтыми зрачками далёких окон в старых мансардах, крадутся рядом… того и гляди, не станет вокруг прохожих – и услышишь эхо чужих шагов вместе с собственными, или увидишь на стене противоположного дома две тени вместо одной и будешь отчаянно убеждать себя в том, что это всего лишь фокусы освещения…

Верена снова ощутила, как у неё мучительно заныли запястья. Кто его знает, что ещё может оказаться реальным в этом ставшим вдруг донельзя непрочном мире…

– Так вот, Верочка, – продолжила Пуля, поворачиваясь к Верене, когда они снова смогли идти бок о бок. – Тебе ведь не покажется странным, что ни одна армия мира, если начнётся война, не предпочтёт тех, кого загнали туда силой, тем, кто пошёл на неё осознанно? Так вот и тули-па по большему счёту неинтересны принуждённые. Так что решения человек всегда принимает сам… Но ведь никто и никогда не в силах всю жизнь принимать только верные решения, пойми. Жизнь так непрозрачна иногда, а человек, знаешь ли, – это всего лишь человек…

Сумерки постепенно делались всё гуще, укрывая блестящую от луж улицу тонким покрывалом, которое у самой земли ловили и держали на себе цветные огоньки высоких изогнутых фонарей и автомобильных фар. Они перешли через узкий пешеходный мостик с ажурными перилами, который с двух сторон охраняли фигуры гигантских чёрных грифонов с мощными лапами и словно бы светящимися, переливающимися в тусклом вечернем свете позолоченными крыльями. Верена поймала себя на мысли о том, что, если она сейчас вдруг увидит, как все четыре крылатых силуэта разом отрываются от земли и стремительно взмывают в небо, она, наверное, почти не удивится этому.

– …а тули-па между тем вовсе не дураки, знаешь ли, – задумчиво продолжала Пуля, неторопливо шагая по звонким тротуарным плиткам. – Они предлагают лишь то, чего человеку больше всего не хватает, когда ему страшно или плохо… когда он ослаб, когда опустил забрало. Ничего не требуют… Сначала. Сперва. То есть даже не предлагают, нет. Как можно предлагать человеку самое себя? Может быть, просто показывают. Показывают одну из дорог. Может быть, приглашают.

– Приглашают воевать против человечества? – недоверчиво спросила Верена.