Слуга отречения

– Твой отец, который занимается микробиологией в Гамбурге, – неторопливо перечислял тем временем Тео, кивая. – Твоя мама – отличный кардиолог, собственная клиника, столько благодарных пациентов. Да ещё красавица, каких поискать, никак не дашь ей её пятидесяти, м-м? И твой младший братишка в последнем классе гимназии… Умница, музыкант, а может быть, даже будущий композитор, как ты думаешь? Ты ведь уже поняла, что никогда не сможешь снова стать обычным человеком, Верена. Обратной дороги нет. Но ты ошиблась, выбирая сторону. А такие ошибки стоят очень, очень дорого, поверь мне.

Верена почувствовала, как к горлу подступает комок.

– Мне кажется, что я в каком-то дурном сериале, – сдавленно сказала она. – Вот сейчас я спрошу, есть ли у меня время подумать, и вы ответите, что его нет, так?

Повисла короткая пауза. Теодор смотрел ей прямо в глаза и чуть улыбался, и от этого взгляда Верене постепенно делалось всё холоднее и холоднее. Наконец он покачал головой:

– Ты храбрый малыш, и мне нравится твоё чувство юмора… Я даже уже почти не хочу делать тебе слишком больно. – Тео шагнул ближе и провёл крупной мозолистой ладонью по её волосам. – Но, к сожалению, времени у тебя действительно больше нет.

А потом он медленно свёл на груди скрещенные кулаки.

Глава 9

Тим сидел на краю гигантского, шириной метров в пятьдесят, каменного колодца, опустив в воду босые ступни; с невидимого дна били мощные горячие ключи. Из-под потолка просторного сводчатого зала, больше напоминающего пещеру, лился яркий, зеленовато-белый, очень похожий на лунный свет. «Как будто ночью на озере», – думалось Тиму, но это были, конечно, только капризы человеческих ассоциаций.

В Цитадели не существовало смены дня и ночи – вся Цитадель была одной бесконечной ночью… или, если угодно, одним бесконечным днём, лишённым солнечного света. Здесь никогда не бывало абсолютно темно, но Тим подозревал, что всё дело в зрении тули-па, том же самом, что позволяло ему различать свет в глубине океана.

– Дна там нет, мать его, совсем, – отфыркиваясь, сообщил вынырнувший Кейр. – Крутое местечко, ага? Чего у них тут только нет… А ведь над нами сейчас, наверное, миль шесть воды, прикинь? А может быть, и семь.

– Я не умею в милях, – напомнил Тим.

– Ой, да и чёрт с ним… – Кейр махнул рукой. – Не хочешь окунуться?

Тим покачал головой:

– Вот ка-ак выплывет какая-нибудь гадина сейчас… Как этот, у Вельза…

– Который на рыбу-чёрта похож? Это Йамму, кажется. Или Абу-ми… Да не, они оба воду не любят. Они же вообще у него эти, как его… воздухоплавающие.

– Ну, значит другой какой-нибудь…

Вода была почти пресной, по её поверхности бегали крошечные световые блики, а дальше, в глубине, она становилась густо-синей, как чернила для авторучки. В воздухе пахло йодом, солью и почему-то жжёным сахаром.

– Да ты серьёзно стремаешься, что ли? Кто тебя тронет, бро. А тронет, так ты его это… голову откуси, – Кейр подтянулся на руках, выбрался из воды и уселся рядом с Тимом, ухмыляясь. Он вообще выглядел отчего-то страшно довольным жизнью. – А вообще, они же низшие, слабаки, да? Не то что, например, Вильф. Помнишь, как он Вельза отделал? – азартно спросил он.

– Если честно… у меня от этих двоих до сих пор мурашки по коже, – признался Тим.

– Ну так естественно, – кивнул Кейр. И продолжил уже несколько серьёзнее. – Они же намного ближе к Владетелю, чем мы. Ближе только Сегун и донья Милис, наверное. Когда-нибудь и мы станем такими. Настоящими тули-па.

– Да… Наверное, – задумчиво сказал Тим.

Как и предупреждала Правительница, Тим очень быстро потерял счёт времени, проведённому в Цитадели. Но это ему ничуть не мешало: наоборот, ему по-своему нравилось это сюрреалистическое безвременье, в котором от него наконец-то никто ничего не хотел, и можно было просто побыть в этом странном, вымороченном месте… наедине с самим собой. Тим даже не догадывался прежде, насколько мучительно ему этого не хватало до сих пор.

Человеческое тело здесь казалось условным и не совсем настоящим, словно картинка в компьютерной игре. Даже одежда не пачкалась и вроде бы даже не мялась, всё время возникая из ничего заново, как только Тим возвращался из зверя – именно та, в которой он себя представлял в момент возвращения. «Стабильная и изменяемая материя… Материя, управляемая мыслью», – так, кажется, объясняла донья Милис.

Это всё равно решительно невозможно было осознать человеческим разумом, так что довольно скоро Тим бросил даже пытаться. «Я верю в то, что я вижу, так?» В конце концов, мало ли каких механизмов он ещё не понимал в этой жизни…