Слуги этого мира

– Ты говоришь о воспитании в себе самоконтроля как о мучительном испытании. А на деле – это величайшая благость, какой удостоены мужчины, и какой мы жестоко обделяем женщин. Мужчины – кочевники, существа служащие, перебирающиеся с места на место и лишь ненадолго возвращающиеся домой. Жизнь женщины же состоит из охраны древа и потомства, каждый год, час и минуту. Их нельзя учить самоконтролю и медитации, потому что эти практики затуманивают животные инстинкты. Они четче чувствуют угрозу, быстрее реагируют и никогда не взвешивают, нападать на чужака или нет: они сразу бросаются в бой. Самки обречены на импульсивную жизнь, если угодно. Так нужно, чтобы обеспечить древу безопасность. Только представь, какого это, жить в постоянной тревоге и порой совершенно собой не владеть. Но только так древо и все его обитатели выживают на протяжении всей нашей долгой истории. Все благодаря сильной восприимчивости женщин к чувствам.

Ти-Цэ смотрел на учителя во все глаза.

– Мы обрекаем на такие мучения тех, кого любим больше всего. Но в то же время мы – единственные, в чьих силах облегчить их ношу. Холодное мышление мужчины формируют годами не только для служебных дел. Гармонией можно поделиться, если ее запасы достаточно большие. Благодаря собственной осознанности мы можем дать женщинам спокойствие и равновесие, хотя бы ненадолго заразить их этим состоянием, взять на себя часть бремени их ответственности, когда приходим к ним. Здоровье самки, ее счастливые мгновения гармонии – ни о чем таком не может быть и речи без твердого и всегда собранного мужчины рядом. Если ты не научишься быть таким и не сможешь дать своей супруге то, в чем она так нуждается – это будет не просто свинством. Это будет билетом в один конец к медленной и мучительной смерти, который ты сам вложишь в ее нежные руки. Эмоции сведут ее с ума. И это будет полностью твоя вина.

Воцарилось молчание. Ти-Цэ чувствовал, что задыхается; горло саднило теперь так же сильно, как плавящуюся спину. Он помнил, как раздражался, когда начинала тараторить младшая сестра, считал ее и других девочек необразованными дикарками, но…

Ти-Цэ поморщился. Наставник прав. Бесчестно было превозносить свои трудности над чужими. Положа руку на сердце, он вообще уже не чувствовал себя достойным какой-либо женщины.

– Ти-Цэ, – тихо позвал его Наставник, так чутко, что йакит не смог не вскинуть на него искаженное лицо. – Ты должен бороться. Там, на обряде инициации, без контроля сознания у тебя не будет и шанса. А если и удастся как-то выжить – очень скоро конец придет всем многочисленным членам твоей семьи. Любимой женщине, родным детям. – Он вздохнул. – Ты умный малый. И умеешь холодно мыслить, строить планы, стратегии. Я убедился в этом после вашего недавнего задания. Ты можешь действовать точно так, как надо. Нужен только контроль. И я не хочу, чтобы ты погиб из-за его недостатка! – повысил голос он, и так глубоко вонзил свой взгляд в его глаза, что Ти-Цэ содрогнулся. – Пообещай мне, что будешь бороться со своими чувствами. Пообещай, что справишься с этим любой ценой, и не дашь себе же тебя подвести. Обещай мне. Это приказ.

Сердце Ти-Цэ билось так сильно, что под ним дрожала лежанка. Он не мог отвести глаз от Наставника. Только сейчас Ти-Цэ по-настоящему увидел начертанный морщинами возраст, многолетний опыт, который уже налил его веки тяжестью, посеребрил шерсть. Неотвратимую старость, которую Наставнику хватало мудрости встречать со всем достоинством. Ему далеко еще было до древних и не близко даже до Старших, но года уже заявляли права на его тело. Наставник прожил много, много-много лет, и Ти-Цэ не был уверен, что у него хватит воображения, чтобы представить себе, сколько видели его закаленные янтарем глаза.

– Обе…щаю… – выдохнул Ти-Цэ. Хотел добавить что-то еще. Много чего еще, на самом деле, но захлопнул сведенный судорогой рот.

– Но это касается не только тебя, – сказал учитель, – это и мой долг, моя ответственность перед тобой. Поэтому внимай, Ти-Цэ, слово своего Наставника: я не позволю тебе умереть и заставлю овладеть собой, рано или поздно. Обещаю.

Ти-Цэ резко кивнул и уткнулся лицом в лежанку. В глазах щипало, очертания размывались. Может, растения снова пустили обжигающий сок?

Наставник кивнул тоже. И поднялся.

– Эту ночь проведешь здесь, под моим присмотром. Постарайся уснуть. Ночью сам уберу с тебя компресс. Ничего не трогай и не переворачивайся на спину.

– Спасибо вам.

Наставник отмахнулся и со вздохом вытащил из складок набедренного пояса, обтягивающего его пресс, длинную тонкую трубку.

– Чушь. Все равно ночами хреново сплю. – Он подпалил кончик трубки когтем и зажал меж губ. Глубоко затянулся и медленно выдохнул густое облако дыма. – Будет, чем себя занять.

– А это что? – Ти-Цэ кивнул на трубку и поморщился от едкого запаха.