Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

На период четвертой сессии пришлось наиболее резонансное и непосредственно связанное с Думой событие: создание Прогрессивного блока. Четвертая сессия интересна произошедшим сближением Государственной думы и правительства. С началом войны Совет министров оказывается в двойственном положении: с одной стороны, он принимает множество постановлений в перерывах между думскими сессиями, с другой — эти постановления касаются мелких вопросов, «законодательной вермишели», так как реальная власть смещается в Царское Село и Ставку, вследствие чего, как справедливо отметил К. А. Соловьев, «все чаще „отказывали“ прежние алгоритмы принятия решений. При этом сохранялись и даже обострялись проблемы довоенных лет. Теперь в еще большей степени, чем раньше, сказывалась дисперсность российской „политической элиты“»[2109]. Попыткой преодоления этой дисперсности в мае 1915 г. стала инициатива главноуправляющего землеустройством и земледелием А. В. Кривошеина по обновлению состава правительства путем включения в него представителей общественности. По сведениям П. Н. Милюкова, князя В. Н. Шаховского, Кривошеину также принадлежала идея создания Прогрессивного блока[2110]. Впрочем, если точны записи помощника управляющего делами Совета министров А. Н. Яхонтова, то Кривошеин в августе 1915 г. предлагал подумать о роспуске Государственной думы, считая, что она «зарывается, обращает себя чуть ли не в учредительное собрание и хочет строить русское законодательство на игнорировании исполнительной власти»[2111]. Очевидно, что ясного понимания принципов взаимодействия исполнительной и законодательной власти в создавшихся условиях в правительстве не было. При этом отдельные министры, как, например, кн. Н. Б. Щербатов, были готовы идти на диалог с представительным учреждением только для того, чтобы «снять с одного правительства всю ответственность… и разделить ее с Государственною Думою»[2112]. Министр внутренних дел сообщал, что, согласно донесениям, «через два-три дня после роспуска Думы неминуем взрыв повсеместных беспорядков». Распространявшиеся в Петрограде слухи о грядущем роспуске Думы заставляли бастовавших рабочих требовать неприкосновенности парламента, что укрепляло отдельных министров во мнении о связи рабочих беспорядков с действиями депутатов. Колебания по поводу досрочной отправки парламента на каникулы также были вызваны опасениями, высказывавшимися, в частности, министром народного просвещения гр. П. Н. Игнатьевым, что Дума может отказаться прерывать сессию и продолжит заседать, пойдя тем самым на прямую конфронтацию с исполнительной властью и монархом. А. А. Хвостов на заседании Совета министров передавал слухи, что П. Н. Милюков якобы хвастает, что в день роспуска Думы он нажмет на кнопку и начнутся беспорядки[2113]. Позиция Игнатьева и Хвостова показывает, что они сильно переоценивали степень революционности Думы, которая даже 27 февраля 1917 г. формально подчинилась указу о роспуске (но создала Временный комитет под видом «частного совещания»).

Следует отметить, что и внутри Прогрессивного блока не было единых представлений о путях развития России. В августе происходила некоторая радикализация депутатов, красноречивым примером чего могут послужить взгляды прогрессивного националиста А. Н. Брянчанинова. В августе 1914 г. он пропагандировал «народный, а не придворный монархизм»[2114], а ровно через год ратовал за «национальную революцию» (которая и должна была реализовать принцип народного монархизма): «Революция — такая, какую я предвижу, какой я желаю, — будет внезапным освобождением всех сил народа, великим пробуждением славянской энергии. После нескольких дней неизбежных смут, положим, даже месяца беспорядков и паралича, Россия встанет с таким величием, какого вы у нас не подозреваете. Вы увидите тогда, сколько духовных сил таится в русском народе», — говорил он Палеологу[2115]. Теория Брянчанинова о «национальной революции», которую он противопоставлял «социалистической (классовой) революции», явилась реакцией на страх перед предательством «немецкой партии», с одной стороны, и социалистической агитацией — с другой. Впрочем, такие крайние и абсурдные мысли не были свойственны большинству депутатского корпуса, хотя в целом и характеризовали состояние умов общественности. В отличие от периода «патриотической эйфории» лета 1914 г., летом 1915 г. депутаты часто критиковали Совет министров. Депутат-кадет В. А. Маклаков противопоставлял гипотетическое правительство «общественного доверия» действовавшему «правительству общественного недоверия».