Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Тем не менее реальные шаги властей указывали на неизменность их представлений о месте общественных сил в политической жизни России. Символичным стало появление в августе 1914 г. нового национального флага, совмещавшего императорский штандарт с триколором, что олицетворяло единение общества и власти, и последовавший уже в сентябре царский запрет на его использование на официальных мероприятиях и в праздничные дни. Осенью прозвучали первые тревожные нотки: аресты В. Л. Бурцева и пятерых депутатов от социал-демократической фракции. В августе 1914 г. В. Л. Бурцев, проживавший в эмиграции во Франции и получивший известность благодаря разоблачениям тайных агентов-провокаторов Департамента полиции (Е. Ф. Азефа, Р. В. Малиновского и др.), объявил о поддержке российского правительства в войне с Германией: «Теперь, когда Россия стала лицом к лицу с могущественным врагом, когда все народы, ее населяющие, как один человек, откликнувшись на призыв борьбы с Германией, не может быть и речи о какой бы то ни было национальной, политической или общественной розни. Я еду в Россию, спокойный за свою судьбу»[2101]. Однако Бурцев, поддавшись эмоциям, сильно переоценил свою безопасность: при переходе границы он был арестован, а в январе 1915 г. за ряд революционных довоенных публикаций, содержавших прямые оскорбления императора и призывы к его свержению, приговорен к ссылке. Арест пятерых депутатов-большевиков, принявших участие в сходке в Озерках 2–4 ноября 1914 г., стал еще одним симптомом неправомерности массовых ожиданий. Департамент полиции и Охранное отделение не готовы были прощать депутатам-большевикам их роль в рабочих беспорядках начала июля 1914 г. Причем, согласно донесениям охранки, именно депутат социал-демократической фракции А. Е. Бадаев, опубликовавший в газете «День» «заведомо лживую картину о жестоком подавлении 1 июля полицией рабочих забастовок, что якобы он лично сам видел убитых, раненых и более ста арестованных, над которыми издевалась полиция», спровоцировал дальнейшую волну протеста: «Появление подобных статей произвело на рабочую массу исключительное по силе и результатам впечатление; читая означенные измышления… рабочие донервировались до крайней степени, результатом чего и начались массовые забастовки и уличные выступления»[2102]. После ареста Бадаева, Петровского, Самойлова, Шагова, Муранова, 12 ноября 1914 г. на некоторых фабриках и заводах имели место случаи нарушения порядка, отказа от работ. На заводе Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов (бывший Парвиайнен) 1050 человек отказались приступать к работам и разошлись в знак протеста против ареста депутатов по домам, однако охранка все эти события сочла «незначительными»[2103]. Правда, хотя было отмечено, что «громадное большинство» рабочих не проявило сочувствия к демонстрациям в поддержку арестованных депутатов, более выраженно свою политическую позицию проявили студенты. Громче всего это удалось учащимся Петроградского университета: «12 ноября. В 12½ часов дня в главном коридоре Университета близ 9 аудитории состоялась летучая сходка, по окончании которой толпа студентов прошла по всему коридору с пением революционных песен, после чего часть студентов пыталась сорвать лекции профессоров Грибовского, Введенского, и Жилина, но, благодаря противодействию со стороны академистов, лекции эти были прочитаны до конца, причем профессора доканчивали свои лекции при страшном шуме и криках студентов; в двух аудиториях были разбиты стекла. После перерыва в 1 час 30 минут дня в 9 аудиторию, где читал лекцию профессор Мигулин, ворвалась толпа студентов и потребовала прекращения чтения лекции, причем в окне аудитории было разбито несколько стекол; бывшие в аудитории академисты бросились к входным дверям и начали теснить демонстрантов. После этого ректор Университета распорядился ввести в здание наряд полиции»[2104]. Помимо Университета, сходки студентов состоялись в Психоневрологическом, Политехническом институтах, на Высших женских курсах.

Нарушение принципа неприкосновенности депутатов воспринималось актом агрессии власти в отношении Думы, поэтому в определенных кругах общества с тревогой ожидали последствий этого конфликта. Издатель и редактор журнала «Новый экономист» П. П. Мигулин 12 декабря 1914 г. так описывал общественные настроения: «Положение теперь таковое: Государственную думу очень боятся. Хотели бы ее созвать самое большее на три дня, а еще лучше на один день. Есть серьезное течение отложить созыв даже до февраля. Боятся запросов, обструкции со стороны социал-демократов»[2105].