Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

1914 г. принято считать рубежом длинного XIX и короткого XX веков. Вместе с тем начало некоторым процессам и ментальным сдвигам было положено еще в конце XIX в. О. Шпенглер техническую перенасыщенность европейской цивилизации считал фактором гибели культуры. За год до выхода «Заката Европы» рядовой московский обыватель Н. П. Окунев в декабре 1917 г. подводил промежуточные итоги ХX в.: «Чем культурнее становилась страна, тем, думается, невежественнее сделался наш народ. Я и раньше косился на засилие электричества, а теперь глубоко убежден, что оно не от Бога, а от дьявола. Все нервы, все извращения, все жульничество, все безверие, вся жестокосердность, вся безнравственность и вырождение людей — от этих проклятых звонков, хрипов, катастроф, миганий, смрада, гудков и чудес!»[2172] Конечно, пессимизм Окунева был отчасти порождением трагических событий российской революции, однако эсхатологические ощущения, связанные с ускорявшимся техническим прогрессом на рубеже XIX–XX вв., были весьма распространены. В это время в политических кругах обращалось внимание на нараставшие темпы производства оружия. В 1870–1880‐е гг. три крупнейших военных предприятия Европы — А. Круппа в Германии, А. Шнайдера во Франции и У. Армстронга в Англии — вступили в гонку вооружений, развивая преимущественно тяжелую артиллерию. В 1897 г. концерн Круппа сконструировал морскую 305‐миллимеровую гаубицу «Бета», в 1909 г. появилась 420‐миллиметровая мортира «Гамма», весившая 150 тонн, стрелявшая 886-килограммовыми снарядами, а ее расчет составлял 250 человек. 12 августа 1898 г. по инициативе российского императора министр иностранных дел граф М. Н. Муравьев вручил иностранным послам в России текст обращения: «Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются, при настоящем положении вещей, целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств… Положить предел непрерывным вооружениям, изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков ныне высший долг для всех государств»[2173], — результатом чего стал созыв Первой Гаагской конференции, на которой были приняты декларации, запрещавшие применение разрывных пуль, химических снарядов и бомбометания с воздушных судов. Вместе с тем по мере ухудшения международной обстановки страхи современников перед военно-техническим прогрессом усиливались. Масла в огонь подливала научная фантастика, рисовавшая жуткие образы машин для убийства, а после начала войны — государственная пропаганда, начавшая кампанию по демонизации врага. Пропаганда старалась виновным мировой войны назначить одну Германию, однако в российском обществе постепенно вызревала более глобальная эсхатологическая картина наступавших «последних времен».

В первые недели войны печать озаботилась эсхатологическими настроениями крестьянской массы. Современники замечали, что в деревенской среде «все чаще и чаще слышались рассказы о всемирной последней войне, которая наступит перед страшным судом, о появлении антихриста и близком конце мира. В народной памяти выплывали слышанные когда-то от дедов страшные повествования и предсказания о тех главных признаках, которые должны показать близость второго пришествия Спасителя»[2174]. В одной оренбургской станице вспоминали предсказания странника Ивана Митрича: «Как настанут последние времена, все изменится, по иному будет: полетят железные птицы под самые облака и будут клевать православных железными носами и плевать на землю сверху ядрами. А от тех плевков загорится мать сыра земля и дома и люди. Не будет от этих железных птиц спасенья ни старому ни малому. И будет гром великий от полета их, даже голоса человеческого не услышите. Но это еще не все. Опутают землю-матушку железною проволокою да в несколько рядов, точно нитками обовьют, и нельзя будет Божией пташке пролететь кверху… А внизу протянут железо по всей земле, и поставят на это железо медные кувшины громаднейшие; нальют в них воды полнешеньки, а в середине трубы сделают и огня накладут. Закипит от него водица, и побегут кувшины по железу, а в них люди поедут с песнями да с плясками. Все цветочки лазоревые, которые на земле растут да украшают ее, матушку, на людей перейдут. Озвереют тогда люди и пойдут друг на друга войною. Будет эта война последнею и самою страшною, и никуда от смерти не укроешься. Тогда наступит и конец миру»[2175].