В тех кругах российского общества, где обсуждались стратегии преодоления внутреннего кризиса путем политического устранения императора, Думе должна была принадлежать значимая символическая роль. Так, например, 23 декабря 1916 г. на обеде у крупного промышленника Богданова, на котором присутствовали члены императорской фамилии, князь Гавриил Константинович, член Государственного совета Озеров и промышленник Путилов говорили, что «единственное средство спасти царствующую династию и монархический режим — это собрать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Государственного совета и Думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить императора ослабевшим, не справляющимся со своей задачей, неспособным дольше царствовать и возвестить воцарение наследника под регентством одного из великих князей». Тот вечер закончился тостом «за царя, умного, сознающего свой долг и достойного своего народа»[2163]
. Дума как представительное учреждение, некий аналог Земского собора, должна была легитимировать государственный переворот в воображении разочарованных в верховной власти современников.В декабре 1916-го — январе 1917 г. политическая ситуация в стране окончательно вышла из-под контроля власти, пребывавшей в полной растерянности и питавшейся, как и все общество, слухами. В основе этих слухов лежали страхи — страхи перед Государственной думой. Конспирологическое сознание, оживающее тогда, когда теряется связь с реальностью, рисовало картины думского заговора. Петроградское охранное отделение со ссылкой на слухи сообщало: «Передают, как слух, о том, что накануне минувших рождественских праздников или в первые дни таковых состоялись якобы какие-то законспирированные совещания представителей левого крыла Государственного Совета и Государственной Думы»[2164]
. Тем самым слухи становились источником информации для исполнительных органов власти, определяя их последующие шаги. В другой записке петроградская охранка пыталась реконструировать планы Государственной думы по организации переворота, ссылаясь на сообщение агента о проходившем 30 декабря 1916 г. совещании у П. П. Рябушинского: якобы после роспуска Государственной думы она планирует переехать в Москву и оттуда обратиться к народу с воззванием о том, что правительство ведет страну к гибели. Организацией распространения воззвания на фронте должен был заняться А. И. Гучков[2165]. В начале февраля 1917 г. представители консервативных кругов пугали друг друга в письмах слухами о том, что П. Н. Милюков собирается захватить в стране власть[2166].Считая Думу главным источником опасности, власти просчитывали и иные, более реалистичные, комбинации и ресурсы думского давления. Так, накануне открытия Государственной думы 14 февраля 1917 г. в очередной записке петроградского охранного отделения ставился вопрос: «В чем может выразиться тактика Государственной Думы, если к 14‐му февраля правительство будет в прежнем составе?» — и тут же следовал на него ответ: «Дума, устами левых ораторов, опять польет потоки резких и обидных слов. Дума, возможно, будет чинить некоторые препятствия по вопросу бюджета. Однако, то и другое является вряд ли страшным и опасным: слову может быть противопоставлено слово (как было при П. А. Столыпине)»[2167]
. Действительно, иных легальных вариантов воздействия на правительство, кроме потоков известных речей, у депутатов не было, в этом отношении Дума была безопасной для властей. Но последние не учли стихийную природу революции. Демонизация Государственной думы привела к тому, что власть утратила контроль за внутриполитической ситуацией и пропустила настоящий источник опасности — революционизировавшихся обывателей, чей гнев 23 февраля 1917 г. стихийно выплеснулся на улицу. Демонизируя Думу, власти ожидали революционные эксцессы в день возобновления работы пятой сессии — 14 февраля. Начальник петроградского военного округа сообщал, что по планам «революционеров» 14 февраля будет объявлена стачка, после чего «все бастующие должны будут отправиться к Таврическому дворцу и потребовать там от депутатов создания Правительства „народного спасения“, т. е. другими словами создать Государственный переворот». В конце доклада генерал С. С. Хабалов приходил к выводу, что «ныне следует считать неизбежными стачки 14 февраля и попытки устроить шествия к Таврическому дворцу, не останавливаясь даже перед столкновениями с полицией и войсками»[2168]. В действительности 14 февраля прошло в столице относительно спокойно, разрозненные группы рабочих пытались как на окраинах, так и на Невском проспекте, а также в районе Думы устроить демонстрации, но их без труда разгоняли наряды полиции[2169].