Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Вместе с тем реакционно-консервативные круги пытались использовать казнь императора в целях политической пропаганды. Уже 23 июля «Киевская мысль» негодовала: «Как и следовало ожидать, труп царя подхвачен уже ловкими спекулянтами, которые треплют его теперь на своих монархических и реставрационных вакханалиях. Пошли политические молебны, пока еще робкие манифестации, пошла агитация. Темную массу одурманивают церковными проповедями, и для торжества идеи самодержавия о последнем самодержце полилась самая безудержная ложь. Большевики сделали все для того, чтобы такого рода проповедь пала на благоприятную почву. Растоптав революцию и осквернив ее идеи и идеалы, запятнав ее братской кровью и неслыханными преступлениями, они создали обстановку, в которой даже мрачное царское прошлое стало постепенно вырисовываться в тусклом обывательском воображении окрашенным в радужные краски потерянного рая»[2777]. Развивалась также эсхатологическая тематика. Целенаправленно распространялись слухи о каббалистическом характере казни, что якобы у убитых были отрезаны головы и доставлены в Москву, что в подвале Ипатьевского дома были обнаружены тайные письмена и пр. Ксенофоб-конспиролог С. Н. Нилус в послесловии к последнему изданию книги «Близ есть, при дверех», включавшей «Протоколы Сионских мудрецов», интерпретировал падение трех императоров — российского, германского и австрийского — с точки зрения катехонической концепции (три императора являлись представителями «державного начала», олицетворявшего власть «удерживающего» мир от прихода антихриста). Тем самым убийство Николая преподносилось в свете «жидомасонского заговора» с целью впустить Антихриста в мир. Однако подобные настроения были характерны для незначительной части реакционной общественности, по-видимому, в первую очередь тех, кто подвергся психической травме.

В дальнейшем определенные эмигрантские круги продолжали тему большевиков как всадников Апокалипсиса. Философ И. А. Ильин характеризовал психологическую атмосферу послеоктябрьской России как «неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие», писал о формировании советского «сатанического человека», который «стал земным инструментом дьявольской воли» к разрушению и «человекомучительству»[2778].

Предпринимались попытки осмысления эпохи в эсхатологическом ключе и представителями художественной интеллигенции. Некогда популярный поэт-сатирик В. П. Мятлев написал в 1921 г. стихотворение «Красная Дева», в котором представил Гражданскую войну божьей карой России за предательство царя. В нем Богоматерь в красных одеждах с плачущим младенцем на руках ходила по стране и рубила секирой россиян:

Где-то в глуши необъятной России,
В храме убогом, на сонной реке,
Видел икону я девы Марии
В красном хитоне, с секирой в руке.
…
Ходит по весям безмолвная Дева,
Красная Дева с секирой в руке,
Рубит секирою, справа налево,
Стонет Россия в смертельной тоске:
«Я ли не верила в красное пламя?
Я ль не лелеяла красные сны?
Я ли не куталась в красное знамя?
Я ли не жаждала красной весны?
Красного я ль не слагала напева,
Красную в нем славословя зарю?»
К ней наклоняется Красная Дева
И отвечает, бледнея от гнева:
«Ты своему изменила Царю!
Ты своему изменила Царю!!!»[2779]

Нельзя не заметить, что помимо эсхатологического содержания образ красной Богоматери развивал в российской семиосфере образы малявинских красных баб, ставших предвестницами революции как безумного красного смеха, описанного Л. Андреевым. Трансформация Богоматери в безумную красную бабу, напоминавшую старуху-смерть с косой, стала аллегорией крушения революционных ожиданий, в связи с чем некоторые поэты и художники начинали испытывать ностальгические чувства, приводившие к реабилитации Николая «Кровавого». Фольклорный мотив о Николае II как царе-избавителе, который чудом спасся от большевиков, повторялся в 1918–1927 гг.[2780] В апокалиптических слухах 1920–1930‐х гг. в качестве царя-избавителя встречался и Михаил Александрович: «Скоро будет конец, последний год доживает советская власть, скоро придет война, приедет на белом коне царь Михаил»[2781]. Тем не менее в массовом сознании простого народа сакрализации казненного царя, которого совсем недавно самого считали Иродом-Антихристом, не произошло.