Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Следует заметить, что подоплека бунтарства мобилизованных солдат выходила за рамки банальной жажды алкоголя. Во время «пьяных погромов» проявлялся широкий спектр накопившихся конфликтов и противоречий с местной администрацией, военными властями и полицией, разочарование в верховной власти и пр. Толпа мобилизованных, рабочих, крестьян, собиравшаяся разгромить винную лавку, легко переключалась на другой раздражитель — административные здания и представителей местной власти. 19 июля в поселке Макеевка Области Войска Донского толпа запасных нижних чинов вместе с рабочими местных заводов подошла к поселковому полицейскому управлению и потребовала от пристава Ломовцева немедленного открытия винных лавок. Так как Ломовцеву не удалось убедить толпу разойтись, а агрессивность людей только возрастала, был вызван взвод казаков, который разогнал народ. Однако люди собрались в другом месте и начали громить лавки, бросали камни в окна и двери. Полиция и взвод казаков, пытаясь разогнать толпу, открыли огонь. В образовавшейся суматохе жандармский унтер-офицер Агеев был оттеснен толпой, из которой в его адрес раздались крики «бей его!». Агеев сумел скрыться от толпы в одном из дворов, в доме некой Анастасии Бегляровой. Толпа, не найдя Агеева, начала уже было расходиться, но в это время из дома вышла маленькая дочь Бегляровой и сказала: «Дядя у нас». Толпа стала требовать выдачи Агеева. Тот вышел добровольно, надеясь, что ему удастся успокоить буйствовавших, но едва появился на пороге, как был убит камнем. Тем временем другая толпа ранила сидельца Гончарова, убила его сына, разбила лавку, напилась и двинулась к другой лавке, которую тоже разбила. Прибывшая полусотня казаков рассеяла толпу и арестовала нескольких человек. На другой день толпа явилась к полицейскому участку, требуя освобождения своих товарищей. Казакам пришлось открыть огонь, убив трех и ранив двух человек. После этого толпа направилась на станцию Бузановку, где в этот день должна была производиться отправка запасных, прогнала машиниста с паровоза поезда, в котором должны были отправляться запасные, выпустила пар из паровоза и, наконец, стала громить саму станцию. Прибывший взвод казаков открыл стрельбу, было убито 10 человек и ранено 15. На этом беспорядки прекратились, но запасные разбежались[431]. Понадобилось некоторое время, чтобы собрать их вновь. В отчете начальника Донского областного жандармского управления в департамент полиции указывалось, что беспорядки не имели никакой политической подоплеки, а были исключительно пьяным делом. Вместе с тем преследования полицейских чинов и препятствие отправке запасных указывают на вполне рациональный и политически мотивированный характер действия пьяной толпы, для которой разгром винной лавки был скорее прелюдией к дальнейшим действиям.

Конфликты с представителями власти являлись не только отголоском былого противостояния на революционной почве, борьбы с полицией как символом внутреннего политического и классового врага. Выдвигались претензии, вызванные мобилизацией: запасные были недовольны, что полицейских не отправляют на фронт, и требовали, чтобы мобилизация распространялась и на них. Так, например, 23 июля в Череповце толпу из запасных и частных лиц, намеревавшуюся разгромить винную лавку, остановили несколько полицейских. Собравшиеся начали обвинять последних в том, что они не идут на войну, пытались учинить насилие в отношении представителей власти, но последние открыли огонь, двое были убиты[432]. Во время бунта в Самаре запасные потребовали, чтобы стражников также отправили на фронт, после чего напали на них и на полицию[433]. В Барнауле 22 июля началась форменная охота запасных на всех полицейских[434]. Во время мобилизационных беспорядков толпа запасных, случалось, поднимала красные флаги и выкрикивала политические лозунги, что произошло, например, 22 июля в Томске около сборного пункта[435]. Также имело место сознательное осквернение царских портретов, что случилось, например, в Барнауле и селе Ребриха во время разгрома запасными местного волостного управления[436].

Один политический ссыльный, следовавший в Сибирь в то время, когда из Сибири вывозили эшелоны с новобранцами, писал брату в Петроград: «Когда я ехал по Сибири был как раз разгар мобилизации. Всюду шли разгромы казенок, убийства исправников и воинских начальников. Были попытки освобождения тюрем. Все это часто сопровождалось стрельбой по запасным, массовыми арестами и убийствами. Интересно, что запасные всюду относились к нам сочувственно, приветствовали, передавали газетку, разговаривали о войне и пр.»[437] Сочувственное отношение к политическим ссыльным могло объясняться как завистью, что они не будут гибнуть на войне, так и предчувствием, что война приведет к революции.