Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Та же картина описана в письме из Красноярска от 7 мая 1916 г.: «Дикое, непомерное взвинчивание цен крупными оптовиками и никем и ничем не сдерживаемая спекуляция мелких торговцев съестными припасами еще с осени породили глухое недовольство беднейшей части населения… Город напоминал собой пороховую бочку, в которую достаточно было попасть искре, чтобы получился грандиозный взрыв. Это и случилось 7 мая около 8 часов утра. В мясной лавке крупного торговца Марксона бедная солдатка затеяла спор по поводу отпущенного ей недоброкачественного мяса с приказчиком лавки, как говорят евреем — пленным австрийцем. Во время перебранки последний куском мяса ударил покупательницу два раза по лицу… Кто-то крикнул: „Жиды бьют солдаток“, — и началась свалка. Первой разгромили мясную лавку Марксона на базаре, а потом начали громить все лавки подряд, а спустя 20–30 минут толпа женщин и подростков громила окна магазинов на Большой ул., сначала без разбора, а позже только еврейские. Одновременно с разгромом начался грабеж. По городу в разных местах одновременно толпы баб и разных подонков общества в 20–30 человек разбивали и грабили магазины, мелочные лавки, еврейские дома, торговые бани и проч. К 10-ти часам утра базарная площадь была занята бесчисленным количеством конных и пеших патрулей, казаков. Однако, ни усиленные наряды полиции, ни солдаты, ни тем более казаки не препятствовали толпе бесчинствовать и грабить… Можно было наблюдать такие картины: у мелочной лавки стоят 15–20 человек солдат с винтовками. Лавку громит толпа в 5–10 человек баб и подростков, которая, выходя из разграбленной лавки, угощает награбленными папиросами солдатиков… По городу носятся упорные слухи, что солдаты убили прикладами жандармского ротмистра, зарубившего солдата за неисполнение приказа бить баб прикладами. Несомненно одно, что настроение воинских частей было самое дружелюбное к погромщикам. Утром на базаре избили несколько городовых и пристава, а днем били евреев. Сцены разгрома не поддаются описанию: ломали, уничтожали все, что ни попадалось, подушки, перины разрывали и содержимое пускали по ветру. Не щадили ни женщин, ни стариков, избивали, уродовали всех. За день разгромлено не менее ста лавок и домов. Разграбленное уносили на руках, увозили на извозчиках на глазах полиции и войск. К вечеру все стихло, но поручиться, что утром не вспыхнет с новой силой — нельзя»[533].

Важно отметить, что в ряде случаев, когда женщины поднимали крик на рынках, требуя снизить цены, торговцы шли им на уступки. Тем самым практика женского бунтарства оправдывалась: распространявшиеся по России слухи о женских зверствах по отношению к спекулянтам и мародерам пугали рыночных торговцев и позволяли хозяйкам иногда участвовать в регулировании цен на продукты. Как правило, тон задавали именно солдатки. Б. Энгл пишет, что в 1915 г. около 200 солдаток, собравшихся у управы в ожидании выплаты пособий, зашли в ближайший магазин и потребовали снизить цену на муку до 60 копеек за пуд. Но когда продавец отказался, одна из солдаток схватила мешок со словами «тащите, девки!», что сделало приказчика более сговорчивым[534]. В июле 1915 г. на таганском рынке Москвы женщины подняли крик по поводу повышенных цен на молодой картофель, угрожая разгромом рынка, в результате чего купцы снизили цены. Тем самым женщины вырабатывали определенную протестную тактику, которая в конце концов вылилась в массовые акции первых дней революции 1917 г. Не случайно в своих воспоминаниях генерал-майор отдельного корпуса жандармов А. И. Спиридович называл женщин и детей «застрельщиками революции»[535].

Как отмечают исследователи, в конце 1916-го — начале 1917 г. практически по всем городам Поволжья прокатилась волна «бабьих бунтов». 12 июля 1916 г. «бабий бунт» в Симбирске, во время которого погибло три человека и десяток оказались ранеными, обсуждался на секретном заседании Совета министров[536]. Крупный погром, вызванный недовольством хозяек от продажи тухлого мяса, произошел в Самаре 5 ноября 1916 г., во время которого было разгромлено 56 лавок и магазинов[537]. При этом, помимо продовольственного кризиса как причины бунтарства, историки обращают внимание на такой фактор, как изменившееся сексуальное поведение новой категории рабочих, получавших бронь. С. Г. Басин обратил внимание на то, что участившиеся случаи сексуального домогательства рабочих к солдаткам вызывали протест последних и усугубляли психологическую атмосферу в обществе[538]. Следует отметить, что о перверсивных практиках, участившихся в годы Первой мировой войны, писали многие современники. Правда, по понятным причинам, чаще всего это касалось поведения мобилизованных солдат и дезертиров.