Слушай птиц

– Надо знаете где продавать? – рассуждала Оксанка. – Там, где стойбище эвенков только начинается. В роще!

– Это почему же? – сомневалась Яна.

– Да потому что! – горячилась Оксанка. – Там же нет никого! Все сувениры после продают, а там вообще ни одного лоточечка, и даже ни одной свистулечки!

– Ну и чего? – не понимала Яна.

– А и того! Вот идёт такой турист в музей… японец, например, идёт… – Оксанка замаршировала, изображая японца.

– А обязательно придёт японец? – встряла обстоятельная Олеся.

Но Оксанка лишь отмахнулась.

– Так вот, идёт турист в музей, и вокруг ничего вообще нету интересного! Ни магнитика! Ни сувенирчика! Ни открыточки! А только эта деревянная штука, которая у эвенков за холодильник была… Как же её?..

– За какой холодильник? – не поняла Яна.

– Ну ты совсем, что ли? Та штука, которая на высоких ногах! Ну там, в начале осмотра. Чтобы звери не достали!

– А-а…

– Вот мы около неё встанем и будем продавать! И сразу купят, спорим?

И они немедленно поспорили. Яна хотела спорить на сто рублей, но Оксанка на деньги отказалась, и сошлись на шоколадке.

Ярослав в разговоре не участвовал, просто шёл сзади. Олька ёрзала на руках, обхватив его за шею. Погода была солнечная, и теперь он жалел, что поторопился и не взял с собой бейсболку. Фотоаппарат, для удобства переброшенный на бок, всё равно натирал шею, под чёрным ремешком от жары скапливалась влага и стекала тонкой струйкой между лопатками. А тут ещё Олька, тяжёлая и горячая, с ней уж точно не до фотосъёмки. Солнце, впрочем, было слишком резкое, да и не хотелось ему фотографировать… Вот когда придут на место, тогда конечно. Он тогда устроит своим птичкам настоящую фотосессию. Может, правда, ещё магнитиков наделает… потом, если дело пойдёт. Или открыток каких-нибудь. А напечатать можно и в городе, он дядю Мишу запросто попросит.

Оксанка, пожалуй, была права: продавать лучше там, где никто не продаёт, конкуренции меньше. (И он размечтался, как они до вечера наторгуют тысяч на пять.) Но, с другой стороны, почему никто из взрослых раньше до этого не додумался? Странно всё это.

Олька наконец-то слезла на землю. Ура! Она нарвала с ближайшего куста листиков – целый букет – и совала теперь Яне.

– Ты чего?! – Яна высоко над головой задрала коробку с птичками, которую всю дорогу гордо несла перед собой, обняв двумя руками.

– Это денежки! – обиделась Олька на непонятливую Яну. – На́ тебе денежку, дай мне птичку! – И опять совала листики и ножкой топала от нетерпения.

– Ты что, они же ненастоящие! – громко шептала Олеся, с трудом оттаскивая Ольку от Яны под мышки.

– Они настоящие! Настоящие! – спорила Олька. – Мы такими в магазине покупали!

– В каком магазине?

– У забора, на площадке! Когда играли!

Вот и поспорь с ней. Уж как её Олеся уговаривала, что сейчас не играем, а по взрослому делу идём, да так и не убедила. Хорошо ещё, Олька быстро отвлекалась. Уже через пару минут, растеряв свои зелёные «денежки», она скакала впереди всех, пытаясь поймать вертлявую белую бабочку.

У столиков с сувенирами Яна притормозила и пошла по рядам, рассматривая чужой товар. Ярославу стало немножко обидно. Его свистульки были ничуть не хуже. И звук нормальный, и вообще… Ни у кого таких не было: ни полосатых, ни клетчатых, ни в горошек. И он верил, что всю коробку запросто раскупят. «Эксклюзив, – сказала бы мама. – Хендмейд».

За Яной тут же увязались все девчонки, и Ярослав остался на дороге один. «Да ну их! – подумал сердито и пошагал вперёд не оборачиваясь. – Догонят».

Долго ждать не пришлось: за спиной послышались взволнованные голоса.

– А я тебе говорю, что надо дешевле! – горячилась Оксанка. – Хоть на десять рублей, а всё равно!

– На десять неудобно! – спорила Яна. – Вот моя мама всегда говорит, что замучишься с этой мелочью!

– А если дороже продавать, то вообще никто не купит! Вот! – выдала Оксанка последний аргумент.

– Откуда они узна́ют, что у меня дороже? Мы же будем там, где ещё никто не торгует!

– Да потому что… да потому! – Оксанка задохнулась от обиды: что возразить, она не знала и, значит, проиграла в споре.

Теперь она бежала впереди, смешно размахивая худыми длинными руками, и вся её подпрыгивающая походка говорила о том, как сильно она злится.

Так она добежала почти до места и остановилась. Около тропинки был удобный пятачок, чуть поодаль лежал в траве сухой берёзовый ствол – настоящая скамейка! Тут и решено было расстелить тёть-Маринину клеёнку.