Слушая других

— И начинаете суетиться из-за этого?

— Да, мечусь по квартире, хватаюсь за разные дела... Постепенно чувствую, как сердце бьётся всё сильнее и сильнее, вся страшно потею, а в груди растёт странный и непонятный комок, — она поморщилась.

Судя по тому, как Таня быстро остановилась и не успела «погасить» интонацию, она оборвала себя на чем-то. Губы презрительно сжались, она сглотнула. Похоже, что было нечто такое, о чём она не рассказывала из-за того, что сильно осуждала это или стыдилась.

Я не знал, стоит ли мне уточнять и говорить, что я вижу: она о чём-то не договаривает. Мало кому может понравиться, когда кто-то самонадеянно делает вид, что «видит насквозь». Кроме того, если она хочет что-то скрыть, то это её право. Но с другой стороны Таня пришла с проблемой ко мне и, если она что-то показывает, то возможно это тоже часть той самой проблемы, и ей кажется, что я могу помочь с этим?

— Доктор, вы опять подвисли, — Таня вновь подловила меня на длинной паузе.

— Извините, связь с сервером потерял... — я посмотрел ей в глаза и серьёзным тоном продолжил:

— Таня, вы сказали, что ругаете себя за откладывание и самосаботаж и ощущаете дискомфортные чувства в груди. Но, похоже, что есть кое-что ещё. Что-то о чём вам неудобно говорить мне и, возможно, вообще вслух признаваться.

Она опустила глаза.

— Да, чего уж тут, — сказала она после минутного раздумья. — Мне из-за всего этого так плохо бывает, что я пить начинаю. Дома всегда хороший алкоголь есть, вот я и решила анестезировать себя. Стопку, одну, другую... А мне ведь немного надо чтобы наклюкаться...

— Каковы масштабы бедствия? — мой голос звучал спокойно.

— За вечер могу вылакать бутылку... — она всхлипнула.

Ситуация прояснялась чем дальше, тем больше.

— Похоже, что вы помогаете себе, как умеете, — сказал я. — Однако это не оправдывает алкоголизм.

— Я знаю, — Таня нарочито шумно шмыгнула носом.

— Да, это ваш способ справиться с дискомфортом, но если вы собираетесь и дальше так поступать, то это в итоге может плохо для вас кончиться.

— Ой, доктор, не надо драматизировать. — Таня отмахнулась, так как я перегнул с заботливыми интонациями, обращаясь к ней.

— Драматизирую ли я? — сказал я и театрально развел руками.

— Нет, доктор серьезно, я слышала, что так часто руками дрыгать — болезнь...

— Вообще-то я предлагал вам осмотреться, — чуть более строго сказал я, — и понять, что я не драматизирую, ведь вы уже на приёме у психиатра.

— Что да, то да, Кэп.[7]

Таня вздохнула и посмотрела в сторону.

— Теперь я точно знаю, — сказала она, — что проблема не в том, что я беспокоюсь... Хотя на самом деле я не беспокоюсь... Ну, то есть беспокоюсь, конечно. Короче, вы поняли.

Я кивнул.

— И не в том, — продолжила она, — что я выжираю бутылку за вечер из-за этого...

— Да, — сказал я, — но нет.

— Хорошо, это проблема. Но не главная.

Она замолчала, по лицу было видно, что размышляет.

— Ладненько, доктор, — внезапно сказала она.

Мне потребовалось небольшое усилие, чтобы не иронизировать на тему её долгого раздумья, ответив на прежние подколки.

— Похоже, что дело в том, что я регулярно с чем-то борюсь и чему-то сопротивляюсь внутри себя.

Я кивнул:

— Продолжайте.

— Сама себе ставлю рамки и задачи, ведь понимаю, что без этого планирования никак, но в итоге борюсь и упираюсь.

— От этого и напряжение внутри?

— Да, и напряжение и беспокойство, и литры выпитого алкоголя.

— Ок, и что вы хотите в себе изменить? — задал я самый главный вопрос терапии.

— О, доктор! — Таня улыбнулась. — Я хочу перестать бороться и начать уже жить... Воплощать в реальности все свои идеи и задумки... Доводить до конца все планы и проекты...

— Это всё возможно, но как вы будете себе мешать в этом? — задал я второй самый главный вопрос.

— Ммм, — Таня надула пузырёк из слюней.

— Понятно, — я улыбнулся.

Её красноватые от слёз глаза с потеками туши переходили от одного предмета в кабинете к другому, взгляд ни на чем подолгу не фиксировался. Она периодически собирала губы бантиком и сдвигала их на бок. Лицо менялось, выражая разные эмоции. Кто-то мог бы сказать, что она выглядит инфантильной из-за своей живой мимики, мне и самому так показалось в начале. Но теперь я видел, что это не так, она просто была живой. В движениях и голосе не было инфантилизма, внешне Таня соответствовала своему возрасту. Даже «подростковый» стиль в одежде, хоть и пытался сбить ей несколько лет, на самом деле был по-взрослому выверен и логичен.

Нет, она не была «детской», она была бунтующей.

* * *