Я снова постучал. На сей раз дама открыла мне дверь в пеньюаре, весьма пикантных подвязках и не менее пикантном белье. Она улыбнулась и спросила, не хочу ли я зайти на чашечку чая. Оказалось, что они с мужем не слишком ладят, и она надеялась, что я смогу заполнить пустоту в ее личной жизни. Разумеется, от чашечки чая я отказался, сославшись на профессиональную этику.
Постепенно я стал все чаще работать с мелкими животными и в ветклинике «Хантерс лодж», и у других ветеринаров, все реже бывая на фермах. Один из последних подобных вызовов был связан с тем, что на эстакаде, на перекрестке дорог А31 и А3, перевернулся грузовик, перевозивший три десятка коров. Одно животное рухнуло с эстакады на дорогу внизу, а некоторые получили тяжелые травмы и увечья и впали в панику. Пришлось их пристрелить. Остальных коров освободили пожарные, срезав крышу с грузовика.
Та ужасная катастрофа окончательно решила судьбу моей сельскохозяйственной практики. Этот период моей жизни подходил к концу. Меня огорчало, что в нем было мало возможностей для хирургической работы как с крупными, так и с мелкими животными: либо случаи были несложными и легко поддавались лечению, либо животных просто усыпляли. Но я продолжал обучение и не оставлял надежды стать настоящим ортопедом. Мои первые шаги в этом направлении были не слишком впечатляющими, как и мой хирургический набор. Несколько первых спинальных операций я выполнил с помощью дрели по дереву со стерильным сверлом, которую я обернул стерильным материалом, а роль ортопедической костной дрели выполняла дрель «Макита» из хозяйственного магазина – также со стерильным сверлом. Однажды я левой рукой держал бедренную кость, а правой высверливал в ней отверстие с одной стороны. Я не почувствовал, что кость треснула, и продолжал давить на дрель с той же силой. Но другой стенки у кости уже не было, поэтому сверло вошло прямо в мою левую руку.
– Вот черт!
Глядя на сверло, торчащее с тыльной стороны моей ладони, и видел, как кровь заливает мою перчатку. Я сразу же переключил дрель на обратные обороты и вытащил сверло – шок притупил боль в первое мгновение, но потом она вернулась. К счастью, сверло прошло между двумя пястными костями. Мне очень повезло. Я туго перетянул руку специальной повязкой и закончил операцию, потому что ассистента у меня не было. Все произошло в стерильной операционной, и рана моя затянулась довольно быстро.
Хотя я неплохо управлялся и со своим набором самых простых инструментов, я не переставал думать о том, как усовершенствовать методику, особенно под впечатлением от зарубежных поездок и знакомства с окружающим миром. Так, например, я разработал систему внешней скелетной фиксации тазовых костей для кошек, основанную на принципе абордажного крюка: штифты захватывали обломки костей сверху и удерживали их в правильном положении, благодаря чему переломы заживали без пластин и шурупов. Первого кота, на котором я испытал этот прием, звали Чеддером. Я до сих пор помню, что у него было шестнадцать отломков. Пластины и шурупы в этом случае не помогли бы, потому что отломки были очень мелкими. К тому же был поврежден и тазобедренный сустав. Я сделал несколько разрезов и, орудуя тонкими спицами, как палочками для еды, придал отломкам правильное положение и закрепил. В конце операции кот стал напоминать моего любимого ежа, но все прошло успешно.
Однажды я оперировал добермана с болезнью Вобблера – синдромом каудальной шейной спондиломиелопатии. Это тяжелое заболевание встречается в разных вариантах, и оно всегда меня живо интересовало. Два межпозвоночных диска в нижнем отделе шеи бедного пса в результате дегенеративного процесса разбухли и стали давить на нервы передних лап и на спинной мозг, одновременно вызывая сильный тремор задних конечностей. Из-за того, что нервные сигналы не доходили правильным образом, задние лапы просто подкашивались. Все четыре лапы собаки были парализованы, и ее приходилось носить на руках. В то время у нас было недостаточно аппаратуры для подобных хирургических вмешательств, а клиенты не располагали достаточными средствами, чтобы обратиться в другое место. Я провел операцию с помощью единственной доступной в то время дисковой прокладки – металлической шайбы, которую я вставил между позвонками вместо поврежденных дисков. К сожалению, на лапы доберман так и не поднялся, и, как это ни было грустно, мне пришлось его усыпить.
Возвращаясь домой после этой операции, я не мог сдержать слез. Мне даже пришлось съехать на обочину, чтобы собраться с духом. Был декабрь, начинался снегопад – скорее, дождь со снегом. За белой дымкой я видел ферму вдали. Фермер грузил новогодние елки в фургон для лошадей. Повозка имела четыре жестких борта, поэтому больше, чем в нее влезало, положить было нельзя. У фермера осталась последняя елка. Он с недоумением посмотрел на нее и принялся запихивать ее верхушку между другими стволами в фургоне. Он толкал и толкал дерево, пока оно не втиснулось достаточно глубоко, еще сильнее примяв ветки других деревьев.