Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

Филипп стал моим главным наставником. В перерывах между репетициями пьесы Юджина О’Нила «Долгий день уходит в ночь» мы много беседовали. Как-то вечером мы сидели на скамейке под цветущей яблоней на небольшом газоне между театром и домом, и я пытался объяснить свое психологическое состояние. В пьесе Джеймс Тайрон оплакивает свою жизнь, которая проходит впустую, хотя ему кажется, что он может стать великим актером. Помню, что я сказал что-то вроде следующего: «Дело в том, что я с детства хотел стать ветеринаром, но меня угнетает, что я не могу продвигаться к своей цели быстрее и эффективнее. В литературе и музыке я нахожу утешение и умиротворение. Мне нравится прятаться от жизни здесь, в театре. Но я в замешательстве, и не понимаю почему».

Филипп просто улыбнулся и ответил: «Ноэль, сомневаться в себе – это прекрасно и совершенно естественно! Прекрасно не быть до конца уверенным в выбранном пути и не понимать, почему ты в замешательстве. Но что тебе действительно нужно сделать – так это найти достаточно вескую причину».

Эти мудрые слова навсегда изменили мою жизнь. С того момента я постоянно искал достаточно вескую причину, и это подстегивало меня к созданию собственной клиники – той самой, которую вы сегодня видите в «Супервете».

Во время занятий Филипп часто брал в руки воображаемую камеру и учил меня более эффективному общению.

“Дело не в актерской игре, – говорил он, – а в навыках коммуникации. Нужно произносить слова убедительно и искренне”.

Филипп научил меня использовать сцену или телевизионный экран для донесения до людей истины. Он показал мне, как брать слова со страниц и делать их значимыми – по крайней мере, в данный момент. Хотя я надеялся, что после этого мои слова запомнятся надолго. Я убежден, что если бы не встретил Филиппа, если бы он не поверил в меня, не решил поддержать и научить жизненно важным навыкам, то ни «Супервета», ни этой книги, ни даже клиники Фицпатрика могло бы не быть.

У меня был старый проигрыватель, и я снова и снова слушал Джона Гилгуда, Ричарда Бертона и Лоуренса Оливье. Я просто не понимал, как с помощью одного лишь сладкозвучного голоса им удается перенести слушателя в другое время, пространство и мир эмоций. Я с большим энтузиазмом готовился к экзаменам в Лондонской академии музыки и драматического искусства, а благодаря наставлениям Филиппа 24 июля 1995 года я был награжден золотой медалью с отличием. Никогда прежде экзамены не доставляли мне удовольствия, это был совершенно новый опыт – и он мне понравился.

Одновременно я готовился к экзаменам на сертификаты в области ветеринарной ортопедии и радиологии. Так что в те годы я чаще спал в своей машине до или после лекций и репетиций, чем в постели. Днем я работал ветеринаром, в том числе и по выходным, за исключением тех дней, когда играл в театре. Тогда я либо заканчивал работу пораньше, либо брал выходной, чтобы участвовать в дневных и вечерних спектаклях. Я точно знал, к чему стремлюсь – к пониманию искусства и науки. Но признаюсь, что изучение драматического искусства, постижение азов создания сценического персонажа и анализ литературы давались мне гораздо легче, чем наука. Театр был пищей для души, а я был ненасытен. Я чувствовал, что театр помогает мне создать лучший баланс между работой и жизнью.

Филипп открыл для меня Ибсена, Чехова, Шекспира и других великих драматургов. В нашем театре мы разыгрывали пантомимы: он был Матушкой Гусыней, а я – Негодующим Демоном. У Филиппа было потрясающее чувство юмора, которое проявлялось постоянно. В пантомиме была сцена, в которой Негодующий Демон каждый вечер пишет на волшебном зеркале, которое держит в руках Матушка Гусыня, все более грубые выражения. К счастью, играли мы только ради смеха.

Однажды на утреннее представление приехали аж два автобуса – один привез дам из дома престарелых, а второй – детей из местной начальной школы. На протяжении всего первого акта в первом ряду сидел очень шумный ребенок, единственная цель которого заключалась в том, чтобы мешать актерам и раздражать соседей, не давая им насладиться представлением и привлекая внимание к собственной персоне. Он выкрикивал непристойности, оскорбляя всех актеров, разбрасывал бумажки от конфет и клал ноги на авансцену. Старушки были в ужасе, им приходилось постоянно отвлекаться, из-за чего они упускали суть нашего великолепного представления.