В кабинете не было следов двадцати лет усилий и самоотречения. Как и все здание, он был простым, с обычным столом, стоявшим перед высоким, углубленным в стену стеллажом, на полках которого разместились настоящие книги в кожаных переплетах. Часть книг была на иностранних языках, и Уайт вспомнил слова Джона, что Макдональд, прежде чем стать инженером, был лингвистом.
- Подключи мой информационный центр, - обратился он к Джону.
- Вы можете подключиться прямо к компьютеру, - посоветовал Макдональд. - Мой-ассистент покажет вам.
Когда они остались одни, Уайт постарался настроить себя против этого человека. Если Макдональд и почувствовал что-то, то ничем себя не выдал. Вместо этого он мимоходом спросил:
- Как с Иеремией?
Уайт покачал головой.
- Ничего не вышло. Он собирается огласить Послание верующим. Свое Послание, как он его называл.
Макдональд жестом пригласил президента садиться.
- Вот, значит, как... - сказал он. - Его Послание, мое Послание, ваше Послание.
Уайт покачал головой.
- Только не мое. Вот копия его Послания.
* Л. Кэрролл. Зазеркалье, (пер. А. Щербакова).
Он протянул Макдональду листок, полученный от Иеремии. Макдональд взглянул на рисунок ангела, сжал губы и кивнул.
- Да, именно это увидел Иеремия. Вы не остановили его?
- Есть вещи, которые президент может и должен сделать, есть вещи, которые он может, но не должен делать, а есть такие, которых он делать не может. Затыкание рта Иеремии лежит где-то между второй и третьей категориями. Но такое, - он указал на листок бумаги, - не может, конечно, быть Посланием.
- Вы много знаете о Программе? - спросил Макдональд.
- Достаточно, - сказал Уайт, надеясь избежать повторения лекции Джона.
- Вам известно, что мы долго слушали безо всяких результатов?
- Все это я знаю, - ответил Уайт.
- А о голосах? - продолжал Макдональд, нажимая на своем столе какую-то кнопку.
- Я слышал их, - поспешно сказал Уайт, но опоздал. Голоса уже зазвучали:
Наверное, акустика здесь была лучше или что-то потерялось при перезаписи. Начинающийся шепот здесь настойчивее содержал обертоны мольбы, злости и отчаяния, и Уайт был настолько потрясен, что испытал облегчение, когда они наконец перешли в голоса, как будто усилие, с которым пытался он расслышать все это и понять, полностью исчерпало его силы. Голоса теще несколько отличались, словно стартовали с иной точки,бесконечной петли, и были гораздо отчетливее.
СТУКТРЕСК может поменять свою кожу, а пантера ТРЕСКСТУК музыка: та маленькая щебетунья, та с прелестным СТУКСТУКТЕСК может уточку СТУКТРЕСКСТУК замаскированный поборник справедливости ТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКСТУКТРЕСК они идут, друг СТУКСТУКСТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: флаг Гудзона подними ТРЕСКСТУК я невежливый мальчик СТУКСТУКСТУК представляет падуб ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРеСКСТУК музыка: кола получила двенадцать ТРЕСК...
Уайт встряхнулся, пытаясь избавиться от чар.
- Это не Послание, - заметил он.
Макдональд повернул ручку на столе, и голоса отступили на второй план, как далекий греческий хор, комментирующий происходящее.
- Это способ привлечь наше внимание. ТРЕСКТРЕСКСТУК приветствую всех СТУКТРЕСКСТУК.
- Послание было заключено в помехах между голосами, продолжал Макдональд. - После замедления и разложения помехи превратились в ряд звуковых импульсов и пауз, которые мы постарались расшифровать.
СТУКТРЕСК может поменять свою кожу, а пантера ТРЕСКСТУК.
"Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс - пятна свои?"* - восстановил цитату Уайт и рассмеялся.
- Вы это знаете? - спросил Макдональд.
- Одна из главных премудростей моего народа, - сказал Уайт, явно недовольный сам собой. - Вас раздражает черный президент?
- Не более, чем вас раздражает белый директор Программы, - сказал Макдональд.
Макдональд был не только умен, но и хитер. Он знал о существовании различий между людьми, знал, что различия эти неизбежно влияют на то, что одни думают о других и что они думают о себе. Уайт с самого начала полюбил Макдональда, теперь же начинал им восхищаться, а это было опасно.
"То, что хочет сделать Джон, еще опаснее. Он думает, что различий уже нет, что можно забыть о цвете своей кожи и о своих людях, что можно жить, как белый человек, занятый только самим собой. Как он может быть так слеп? Нужно постоянно оставаться настороже; если доверчиво полагаться на милость окружающего мира без опоры на силу или праведный гнев, можно потерять свою душу. Мой сын, сын Эндрю Уайта, не может перейти во вражеский лагерь".
- И наконец нас осенило, - говорил Макдональд. - Эти звуки и паузы можно было представить точками и пробелами или черными и белыми квадратами, как в кроссворде. Компьютер решил эту задачу: рассчитал длину послания, нашел, где у него начало, а где конец, отсеял мусор - атмосферные помехи и вычленил собственно Послание. Результат он отпечатал для нас.
* Книга Иеремии, 13:23
Макдональд взял какой-то рисунок, до сих пор лежавший на его столе; Уайт не замечал его прежде. "Сколько еще я не заметил? - задумался он. - Сколько проглядел из этого Послания?"