— Вместе с выкормленными вами волками вы убиваете и собственную сущность! — негодовал Скарог. — Но вместо того чтобы раскаяться в содеянном, похваляетесь друг перед другом силой духа. Ароэ! Я отрекаюсь от своих сыновей, проклинаю их и отнимаю свое благословение! Отныне ни один из арнов не сможет увидеть собственного зверя. И ни один из моих сынов не сможет долго быть с той, кого полюбит его сердце, — сущность, которая живет внутри, не позволит этого и рано или поздно убьет избранницу арна так же, как вы убили этих зверей. Да будет так! — Скарог начертал в воздухе какой-то знак и добавил: — А снимется это проклятие только тогда, когда та, кого полюбит арн, не пожалеет своей крови и сумеет пробудить душу Белвиля, а вместе с ней и сущность зверя.
Я открыла глаза и удивленно выдохнула. Камень исчез, а на его месте стоял тот самый жертвенник, который был в моем видении. И нож был тот же самый. Он висел прямо в воздухе, поблескивая украшенной камнями рукоятью, и я осознавала, что должна сделать. Это знание возникло внутри, словно я помнила его раньше, но забыла, а сейчас вдруг вспомнила. Раздумывать было некогда. Пальцы коснулись холодного металла, и нож, будто только того и ждал, с готовностью лег мне в ладонь. Его прикосновение вызвало внутри дрожь. Я понимала, что последует дальше, но понимала и то, что готова пожертвовать жизнью, только бы помочь мужу. Нет, разумеется, мне было страшно! Но разве был другой выход?
Создательница, помоги!
Преодолев страх, я вытянула руку над жертвенником и полоснула тонким лезвием по запястью. Острая боль пронзила ладонь, и поверхность алтаря оросили первые капли крови. Они расползались алыми пятнами, растекались по неглубоким бороздкам, сходились к центру, наполняли круглое углубление и просачивались вниз, в основание жертвенника. Время шло, кровь не останавливалась, и мне казалось, что вместе с ней камень впитывает в себя и мои силы. Я чувствовала, как слабеют ноги, как замедляется биение сердца, видела, как наливаются красным прожилки мрамора, напоенные моей жизнью, и не могла заставить себя убрать руку. Если так нужно, если я должна отдать все до капли — я отдам безо всяких сомнений. Перед глазами возник образ Штефана, и сердце горестно застонало. Мой любимый… Мой муж. Неужели я умру и никогда больше не увижу его лица, скупой улыбки, взгляда алого, что в душу заглядывать умеет? И в этот момент в основании жертвенника раздался треск, камень раскололся надвое, и над ним появился огромный призрачный зверь. Он чем-то походил на волка, но глаза у него были человеческими.
— Ты не умрешь, — прозвучал в моей голове его голос.
По телу пробежала дрожь.
— Кто ты? — справившись с волнением, спросила у призрака.
— Сущность рода арнов, — ответил волк. Его образ дрогнул и подернулся светящейся серебристой дымкой. Она была частью зверя, вилась вокруг него и то сливалась с крупным полупрозрачным телом, то проступала вновь, скрывая от меня все, кроме алого взгляда. — Много лет я был заперт в этом камне, но ты дала мне свободу, — голос звучал приглушенно, но в нем отчетливо слышались рычащие нотки. — Теперь, когда древнее проклятие снято, все арны обретут мир со своей второй ипостасью и больше не будут бороться со зверем.
Я смотрела на волка, а в голове всплывали воспоминания: стук, жертвенник, голос, просящий о помощи. Внутри вспыхнула догадка.
— Это ты меня звал?
— Да, — подтвердил призрак. — Я много лет ждал ту, что сможет услышать мой зов. И вот ты пришла. Пробилась через каменную толщу, нашла жертвенник и смогла побороть страх, что охватывает любого, кто возьмет в руки Араур.
— Нож? Его так называют? А почему в тот раз у меня ничего не получилось, а сейчас я смогла? — спросила я, вспомнив, как уже пыталась взять в руки нож, но тот не дался.
— Араур подчиняется только тем, кто связан с арнами кровными или брачными узами.
— Подожди, а как же душа замка, которую я должна освободить?
— Я и есть душа Белвиля и всего рода арнов, — ответил зверь, и мне показалось, что он улыбнулся. — А теперь иди, — приказал, глядя на меня своими удивительными сверкающими глазами. — Тебе пора.
— А ты?
— А у меня накопилось много дел, — призрачная пасть растянулась в усмешке. — Слишком долго я не был в вашем мире.
Волк добавил еще какое-то непонятное слово, и меня закрутило в вихре, понесло куда-то, и очнулась я перед той самой стеной, у которой меня ждала Златка.
Он смотрел на лежащий перед ним клочок бумаги и пытался понять, правда ли тот от Бранимиры или это всего лишь подделка, с помощью которой его хотят выманить из дома?
«Буду ждать у Барских ворот ровно в полдень, — снова и снова вчитывался он в написанные знакомым почерком слова. — Приходи один. Мири».
Имя, которым была подписана записка, знали только они двое — он и Бранимира, но вдруг это все же ловушка?