Служанка

Арн одним движением избавился от немногочисленной одежды, развернул меня и подтолкнул к окну. А потом открыл створки и заставил упереться ладонями в отделанные деревом боковины. Миг — и он оказался внутри меня, а его ладони легли на грудь, сжали, задевая соски и вырывая из моих губ судорожный вздох. Первое движение отозвалось небольшой саднящей болью, но с каждым новым она становилась все слабее, а горячая пульсация, наоборот, нарастала, заставляя меня подстраиваться под размеренный ритм, хватать ртом холодный воздух и то возноситься выше гор, то падать в бездонную пропасть.

Перед глазами проплывали искры, светящиеся фрагменты какого-то мудреного вироша, и мне казалось, что в эту минуту меняется моя судьба, перекраивается, стирается прошлое и рождается будущее — новое, неизведанное, прекрасное. Я видела это в расцветающих узорах, распознавала в ярко блистающих цветах райса, ощущала всей душой и всем сердцем.

А потом огненная вспышка смела мои грезы, и я забилась в удерживающих руках, не в силах справиться с тем, что чувствовала, что горело внутри меня, подожженное арном. Тело снова испытывало то непередаваемое словами и бесстыдное, что делало меня женщиной, будило ненасытную собственницу, заставляло безмолвно кричать о своей любви и о желании принадлежать моему арну.

— Все, девочка, — тихо шептал тот. — Все.

Он держал меня, не давая отстраниться, закрывая своим горячим телом, успокаивая поглаживаниями мозолистых ладоней. Спустя пару минут, позволив немного отдышаться, арн подхватил меня на руки и отнес на кровать.

— Оставайся сегодня здесь, — укрыв меня покрывалом, негромко сказал он. — Завтрак тебе принесут.

«А вы?» — беззвучно спросила я.

— А меня дела ждут, — голос Штефана звучал напряженно. И в глазах алый огонь плясал, но не тот, от которого пальчики на ногах в предвкушении поджимались, а другой, злой и опасный, которым зверь смотрел-злобился.

У меня внутри обмерло все. Неужто вернулся? Что ж он так недоволен, зверюга недоверчивый? Почему на меня рычит и злится? Не хочет, чтобы я рядом с арном была?

— Дознавателей я выпроводил, но тебе пока лучше без нужды по замку не бродить. Это воронье, если уж почуяло добычу, просто так не уберется. Не ровен час, вернутся, так что сиди пока здесь, — пояснил лорд Штефан, а потом обтерся влажным полотенцем, быстро оделся и вышел из комнаты.

* * *

Время тянулось медленно. Я попыталась немного поспать, но ум, взбудораженный произошедшим за последние сутки, не давал мне забыться. В голове мысли теснились. И об арне, и о том, что я в подземелье видела, и о словах Микошки про душу замка, что в сердце запали и желание пробудили попробовать ее найти. Может, сумею арну помочь. И зверю. Что, если он такой злой только из-за того, что душа замка его зовет-тревожит? Вдруг у меня получится их примирить?

Я поднялась с постели, стянула испачканную простыню, расправила атласное покрывало и, как могла, привела себя в порядок. А потом подошла к окну и закрыла глаза, вдыхая прохладный, пахнущий влажной землей и цветущим жасмином воздух.

— Илинка, ты, что ли? — послышался от двери голос Станки. — Вот, стало быть, с кем арн ночи проводит, а мы-то гадаем, почему он девок в свои покои больше не зовет! Ну, тихоня!

Я обернулась, а горничная бухнула поднос и принялась выставлять с него на стол небольшой изящный чайничек, тарелки с берками — маленькими слоеными пирожками, чашку фарфоровую и блюда с сыром и фруктами.

— Не зря хозяин на тебя так смотрел, — хмыкнула Станка. — Выходит, понравилась ты ему.

Я только улыбнулась. Мысль о том, что остальные заметили, что Штефан ко мне неравнодушен, зажгла внутри яркое солнце. Значит, не обманывалась я, когда решила, что арну небезразлична! Не стал бы он просто так зверя своего в узде держать!

— Ешь, пока горячие, — сказала Станка, а я взяла один из пирожков и протянула ей. — Ну, благодарствуйте, миледи, — усмехнулась горничная.

Она быстро умяла слойку и огляделась по сторонам.

— А что, Илинка, граф тебя в постоянные полюбовницы выбрал или так, на одну ночь? Хотя Златке он завтраки в постель не носил, видать, надолго ты в его спальне поселилась, — сама ответила она на свой вопрос. — Повезло, высоко взлетела. Только вот с высоты падать больнее, — остро взглянула на меня горничная. — Что делать-то будешь, когда арн тобой натешится?

Солнце, так ярко вспыхнувшее внутри, потускнело, спряталось за тучи сомнений, погасло. А ведь и правда. Что дальше будет? Надоем я арну, выкинет он меня вон за ненадобностью — и вся любовь. И как мне тогда жить?