Он решительно вышел из комнаты и спустился вниз, во двор, куда уже успела сойти Бранимира. Она стояла у кареты и разглядывала фасад Белвиля. Что ему всегда нравилось в бывшей любовнице, так это ее умение ценить свое и чужое время. Вот и сейчас он внутренне порадовался тому, что Бранимира смогла собраться за считаные минуты. Удивительная женщина.
— На твоем месте я снесла бы этот нелепый замок и построила здесь что-то более гармоничное и изящное, — посмотрев на подошедшего Штефана, сказала Мира.
— Боюсь, эта идея не понравилась бы моим предкам, — усмехнулся он.
— Предки… — в голосе Бранимиры послышалось пренебрежение. — Ушедшим нет разницы, что станется после них. Они давно уже уплыли по водам забвения и не помнят ни своего прошлого, ни своих потомков.
— Арны верят в иное посмертие. Впрочем, не думаю, что тебе это интересно, — ответил Штефан и увидел, как по лицу Бранимиры пробежала тень.
Все-таки обиделась. Не смирилась с его отказом. Не привыкла к тому, что кто-то может ускользнуть из-под ее чар.
— Безоблачной дороги, Мира, — решил он закончить затянувшееся прощание.
— Береги себя, Штефан, — холодно улыбнулась девушка, опираясь на его руку, чтобы подняться в карету, и ему почудился в ее словах намек.
— И ты, Мири, — невольно сорвалось с губ то имя, которым он называл ее очень редко, только в самые жаркие и безумные ночи, когда между их телами полыхал пожар. И зеркальная чернота глаз вдруг дрогнула и пошла трещинами, обнажив живые эмоции, плеснулась ему навстречу отчаянным желанием, горечью, обидой и… страхом. Бранимира боялась — за него ли, за себя, — он не знал, но ощутил на языке вкус полыни, и ему стало не по себе.
— Не дай себя убить, любимый, — еле слышно, одними губами, прошептала Бранимира, глядя на него так, словно прощалась навсегда.
И он ощутил, как дрогнула под его пальцами хрупкая рука.
— Кто, Мири? — задержав ее в своей, спросил он, и по тому, каким взглядом Бранимира посмотрела на своего провожатого, понял, что она ничего не скажет. — Император? — тихо уточнил он. Девушка отрицательно качнула головой. — Советник? — снова нет. — Свард?
Мира быстро опустила ресницы, а потом вновь посмотрела на него и качнулась вперед, обхватывая за шею, и он услышал едва различимый шепот: — Твои бывшие генералы не хотят видеть тебя в живых.
Теплые губы скользнули по его шее, и Бранимира поспешно скрылась в недрах кареты.
Та тронулась с места, колеса загрохотали по двору, а он стоял и смотрел ей вслед, сам не понимая, что чувствует. Что заставило Миру предупредить его? И стоит ли верить ее словам или это виртуозно слитая дезинформация?
— Ваше сиятельство, во сколько обед подавать? — отвлек его от размышлений негромкий вопрос.
Самира. Новая домоправительница. Женщина старательная, но опыта у нее пока мало, а потому она постоянно перестраховывается и делает ошибки. Вот и сейчас прибежала к нему с простым вопросом вместо того, чтобы самой принять решение. И дрожит вся, боится, в глаза не смотрит. Штефан невольно вспомнил столичный особняк. Вот уж где прислуга знала свои обязанности и умела быть незаметной. И сущности его не опасалась.
— Я не буду обедать, — отказался он, решив, что нет смысла тянуть с отъездом.
В глазах стоящей напротив женщины мелькнуло облегчение.
— Хорошо, милорд, — поклонилась Самира и тут же сбежала.
Штефан не мог иначе назвать ее поспешный уход. Зверь раздраженно заскребся внутри, и он усмехнулся. Бедный зверюга… Не любит он чужой страх. Не выносит.
Штефан посмотрел, как закрываются ворота, и пошел искать Бранко, чтобы дать остающемуся за главного другу последние наставления.
Глава 10
Шел третий день его путешествия. Вчера он задержался в Броде, чтобы познакомиться с наместником, и сейчас обдумывал то, о чем они с Леонардом Сторцо говорили за закрытыми дверями кабинета.
«Буду честен, ваше сиятельство, — речь наместника была неторопливой, обстоятельной, да и сам Сторцо казался человеком, который привык обдумывать каждое свое слово. — Ко мне приходили некие люди, — Леонард не договорил, но Штефан понял, о ком идет речь. — Они убеждали меня саботировать ваши приказы и намекали, что в скором времени в Стобардской провинции будет совсем другой господарь».
Что ж, для Штефана это не было новостью.
«Я отказался, — твердо глядя ему в глаза, сказал Сторцо, а потом поднялся из-за стола, хромая, подошел к шкафу, снял с полки древний свод стобардских законов и положил его на стол. — Примите клятву, господарь, — крупная, привычная к мечу ладонь легла на темную кожу обложки. — Я, Леонард Урис Скорцо, клянусь своему повелителю в вечной верности и обещаю выполнить любую его волю. Пусть я умру лютой смертью, если нарушу этот обет».
По старому обычаю наместник приложил правую ладонь ко лбу и к груди, встал на одно колено и поцеловал ему руку.