Мы путешествовали уже второй день. Штефан решил не менять из-за меня своих планов и, закончив с делами в Кравере, продолжил инспекцию собственных вотчин. А я… Я сама не знала, что чувствую. Вроде бы радоваться должна, что смерти избежала, а душа болит. Нет, я была благодарна и Создательнице, и Штефану, только вот от грусти избавиться не могла. Все вспоминала первый день своей новой жизни и думала, как дальше быть.
Позавчера, когда я проснулась в чистой, вкусно пахнущей верицей постели, первое, что увидела, — это осунувшееся лицо арна и его направленный на меня взгляд. Пристальный такой. Тяжелый.
— Безоблачного утра, жена, — заметив, что я проснулась, криво усмехнулся Штефан, и я невольно поежилась, разом вспомнив и несостоявшуюся казнь, и наш поспешный брак, и боль в сведенных судорогой руках.
— Болит? — тут же уловил мои мысли арн и кивнул на запястья, где виднелись синие следы от веревки.
Я отрицательно качнула головой, а он нахмурился и, отодвинув стул, на котором сидел, отрывисто сказал:
— Завтрак на столе. Служанка поможет тебе привести себя в порядок. Твою одежду сейчас принесут.
Одежду? Я смутно помнила, что вчера на мне было какое-то новое платье из шуршащей шелковой ткани — холодное и неприятное на ощупь. Не знаю, откуда оно взялось. Наверное, арн посылал за ним в лавку одного из своих стражников, только вот я не могла вспомнить, кто и когда меня переодел. Все произошедшее после обряда как в пелене тумана тонуло. Одни обрывки остались. Вот Штефан несет меня на руках, а я вдыхаю такой знакомый запах — райского табака, верицы, можжевельника — и сильнее прижимаюсь к обтянутой дорожным камзолом груди. А вот я уже в комнате. Вокруг хлопочут служанки, помогают мне снять платье и чепец, усаживают в наполненную теплой водой ванну, моют душистым мылом. А дальше — пустота. Словно больше и не было ничего. Не помню, как до кровати добралась, и как уснула — тоже не помню.
И тут в голове мелькнула мысль, заставившая меня похолодеть. Родовой перстень! Он остался в старом платье…
Я завернулась в покрывало и соскочила с постели, пытаясь найти свои вещи.
— Что? — нахмурился Штефан, наблюдая за тем, как я кружу по комнате. — Что-то потеряла?
Я кивнула и кинулась к столу, на котором заметила письменные принадлежности. «Где мое платье?» — написала на украшенном магическими гербами листе и сунула бумагу арну.
— Зачем оно тебе? — спросил Штефан. — Хочешь оставить на память? Так поздно уже, выкинул я твое тряпье.
Сердце пропустило удар. Матушкин перстень… Последнее, что осталось от моей семьи… Он ведь был там, в потайном кармашке! На глаза, впервые за последние дни, навернулись слезы. Странно, конечно. Даже когда меня вели на казнь, я не плакала, а вот сейчас разревелась. Да так, что не могла остановиться, только утирала мокрые щеки и смотрела на Штефана сквозь мутную пелену.
— Прекрати, — тихо сказал арн. В его голосе звучала то ли жалость, то ли раздражение, и мне оттого еще горше стало. А Штефан протянул руку, и я увидела на его ладони свое кольцо. — Ты из-за этого расстроилась?
Рубин сверкнул алой каплей. Мать-Создательница!
Я схватила перстень и быстро надела его на средний палец левой руки. Кольцо оказалось мне велико, но спустя пару секунд, прямо на глазах, оно уменьшилось и плотно охватило фалангу. Видно, сработала родовая магия обережников.
— Занятно, — задумчиво произнес Штефан. Он взял мою руку и погладил ярко сверкнувший камень. — Значит, ты, как и каждая женщина твоего рода, владеешь обережной магией.
Арн не спрашивал. Похоже, пока я спала, он уже успел узнать обо мне все, что можно. И, судя по тому, как алели его глаза, что нельзя — тоже. Он смотрел на меня — пристально, так, словно видел впервые, — а у меня внутри любовь и гордость сражались. Любовь шептала: «Какая разница, как вы поженились, главное, теперь ты всегда сможешь быть рядом с арном». А гордость… Гордость заставляла отказаться от той жертвы, что граф принес, вернуть ему свободу. Я ведь все понимала. Штефан поддался порыву, защитить меня хотел, собой пожертвовал. Возможно, сейчас он уже жалеет об этом. А что дальше будет? Арн ведь не любит меня. А пройдет немного времени, так и вовсе возненавидит. Просто за то, что судьбу его изменила. Я смотрела на суровое лицо, на сведенные на переносице темные брови и понимала, что должна сделать. И оттого так больно было, будто душу тупым ножом резали. Может, все не так? Может, сумею любовь арна завоевать? И не нужны ему другие будут… «Как же — не нужны! — насмешливо встрял внутренний голос. — Неужто забыла, как столичная гостья стонала да какие слова говорила? Разве сможешь забыть, какого ответа она от арна требовала?»
— Отдыхай пока, — сказал Штефан. — Сегодня мы останемся в городе, нужно разобраться с делами, а завтра рано утром выедем в Лодно. Тебе что-нибудь нужно? — посмотрел он на меня.
Я отрицательно покачала головой. Единственное, что мне было необходимо, — это остаться в одиночестве и немного подумать.
Арн, будто услышав мои мысли, молча кивнул и пошел к выходу.