Служанка

Штефан снова поморщился. Он никогда не верил в слова. Разве могут они что-либо исправить? Нет. Куда важнее поступки, но упрямая девчонка не хочет этого принимать, ждет, пока он прощения попросит. И не желает понимать, что не может он через себя переступить. Не может, и все. Никогда ничего не просил и сейчас не собирается.

Короткий стук в дверь заставил его отвлечься от невеселых мыслей.

— Милорд?

Гойко вошел в комнату и остановился на пороге.

— Что?

— Бор приехал, — доложил ординарец.

— Рассказывай, — коротко бросил Штефан.

Он отошел к окну и уставился на дождевые капли, стекающие по стеклу. За ними горел огнями Лодно — один из самых крупных городов Краверской провинции. Вспомнился визит к наместнику, умные темные глаза лорда Герца, скупые жесты, уверенные движения крупных рук. Ему понравился местный глава. Было в нем что-то настоящее.

— Нашим парням удалось выяснить, что у Креждена был компаньон, некто Карел Чавир, — доложил Гойко. — Так вот, накануне убийства они сильно повздорили, нашлись свидетели, которые слышали, как Карел грозился прирезать Креждена, если тот не поделится с ним доходом от какой-то сделки.

— Вот, значит, как, — задумчиво сказал Штефан.

Выходит, не зря он магический вестник в Белвиль отправил и подмогу вызвал.

— Судья прислушался к вашей просьбе, — продолжил Гойко, — и сейчас идет тщательная проверка всех показаний по делу убитого ростовщика. Думаю, теперь, когда судейским ничто не застит глаза, они найдут настоящего убийцу.

— А им ничего другого и не остается, — хмыкнул Штефан, вспомнив свой разговор с наместником и с судьей. Он тогда очень убедительно попросил сделать все, чтобы восстановить доброе имя леди Элинии. И лорды с готовностью пообещали ему это. — Ладно. Дай Бору отдохнуть, утром пусть зайдет.

— Слушаюсь, командир, — поднимаясь, ответил ординарец.

— И вот еще что, Гойко, — добавил Штефан. — Эти письма нужно доставить по адресам, но так, чтобы никто об этом не узнал, — он взял со стола запечатанные послания и протянул другу.

— Сделаю, — забирая их, кивнул Гойко.

Он сунул письма за пазуху и вышел за дверь, а Штефан отвернулся к окну и задумался. Мысли его унеслись далеко, к тем людям, которые провели с ним бок о бок почти двадцать лет. Поверят ли они ему? Пойдут ли за ним? Откликнутся ли на его призыв?

Трудно сказать. Ему оставалось только надеяться, что письма благополучно найдут своих адресатов и те ответят на его предложение согласием.

Штефан распахнул створки и выглянул наружу. Небо на востоке уже начинало сереть. Еще одна ночь подошла к концу. Непонятно почему, эта мысль вызвала сожаление. Он и сам не мог сказать, откуда взялось это странное, ноющее чувство — то ли тоски по чему-то несбыточному, то ли…

Рагж! Не будет он каяться. Он ничего не обещал Илинке, просто взял то, что она сама ему отдала, так почему же чувствует себя подонком? И почему проклятая совесть гложет, который день покоя не дает?

Штефан подставил лицо прохладному ветру и прикрыл глаза. Может, все-таки Скарог и истинные весы равновесия существуют? А иначе как объяснить то, что в его жизни творится? Раньше он всегда старался держать свои чувства в узде, не привязывался к женщинам — дедова наука пошла впрок, — никого не подпускал близко. Даже Бранимиру, на которой собирался жениться, воспринимал, скорее, рассудком и телом, но не душой. Наверное, потому так легко и принял ее отказ. И сейчас так же легко отпустил. А вот с Илинкой… Как эта немая девочка умудрилась пробраться в самое сердце? Глазами своими, руками, губами прямо в душу влезла, занозой сидит, дышать спокойно не дает. Откуда взялось это странное, беспокойное чувство? Почему он не может от него избавиться?

Штефан сжал виски. Глупо… С собой-то можно и не лукавить. Не хочет он ни от чего избавляться. Наоборот. Пора положить конец затянувшемуся противостоянию, разрубить узел, что сам завязал, и вернуть тот взгляд, которым Илинка на него раньше смотрела. Плохо ему без этого взгляда. И без души, что из него выглядывает. Зачем обманывать? Он ведь будто и не живет с того дня, как Илинка из Белвиля сбежала, и легче никак не становится. К рагжу принципы!

Он оторвался от окна и решительно подошел к двери спальни.

Илинка

Я глядела в темный потолок и прислушивалась к тихим звукам, доносящимся из гостиной. Арн не спал. Как вернулся в два часа ночи, так и не ложился. Я слышала, как он расхаживал по комнате, потом к нему кто-то пришел, а теперь вот снова раздался звук шагов.

Душа заныла от желания пойти к Штефану и забрать то письмо, что я написала. И снова оказаться в объятиях рук, что умели обнимать так нежно и сладко. И забыть о гордости. Позволить себе быть счастливой.

«Опомнись, Элиния, — вмешался разум. — Не навязывайся мужчине, который любит другую, не становись посмешищем в собственных глазах!»

А сердце болело, не хотело признавать доводы рассудка, рвалось к Штефану…

Шаги замерли перед дверью, и я замерла вместе с ними. Зайдет? Или нет?

Дыхание сбилось. Только бы вошел! Нет, лучше бы не заходил…