Служба доставки книг

Хотя Шаша любила говорить, будто слова были шоколадными конфетами, которые таяли на ее нёбе, она умолчала о том, почему не появлялась последние несколько вечеров. Момент тишины мог быть дать Карлу возможность задать вопрос, поэтому она перевела тему.

– У меня есть подруга, Джул, моя лучшая подружка навсегда, по крайней мере сейчас. Она тебя тоже знает, и она сказала, что у тебя странная шея. Прямо как у ее дедушки.

Карла это замечание сбило с толку.

– Я называю это шеей индюка. Чтобы заполучить такую, нужно сильно постареть, в юные годы человек еще не умеет правильно с ней обходиться.

– Обходиться? Зачем с ней как-то обходиться?

– Только с ней можно делать так, – Карл взмахнул руками, как крыльями, и издал булькающий звук, словно индейка. Счастье от Шашиного возвращения опьяняло его сильнее, чем любое вино в картонном пакете.

Шаша громко засмеялась, а потом осмотрелась встревоженно, не видел ли кто-нибудь из одноклассников, что только что произошло.

Рыжеволосый мальчик указал на нее и побежал прочь.

– Это был Саймон, верно? – спросил Карл. – Тот, что вечно тебя толкает?

Шаша неохотно кивнула.

– Не ходи за ним.

– Конечно, нет, я разберусь с этим по-другому.

– С помощью книжек?

– Именно так. Ты знаешь его адрес? Сейчас, когда я его увидел, я точно знаю, какая книга ему подойдет.

Шаша написала ему на ладони.

– Только ничего унизительного, хорошо? Пожалуйста! – Прогремел школьный звонок. – Мне пора возвращаться в класс.

– Ты пойдешь снова со мной на обход?

Шаша сжала губы.

– Конечно.

– Сегодня вечером?

Она медленно кивнула, но ничего больше не сказала. Затем она поспешила через школьный двор к двери, красная краска на которой облупилась во многих местах.

* * *

На обратном пути Карл набрел на крошечный магазинчик, где продавались бумажные цветы, и немедля решительно зашел туда. Он попросил такие цветы, которые растут на островах сокровищ, на Диком Западе или на Миссисипи, где жил Гекльберри Финн, но продавщица не знала, растут ли там розы, тюльпаны, маки или гвоздики, а других сортов у нее не было. Карл взял по одному каждого вида, все разных цветов, потому что Густав был ярким человеком. Продавщица предусмотрительно заворачивала цветы в бумагу, когда Карл сообщил ей, что задумал отнести их на кладбище. Она покачала головой – к сожалению, они не предназначены для этого. На открытом воздухе лепестки бумажных цветов облетели бы быстрее, чем у настоящих.

– Ничего страшного, – ответил Карл. – Я просто хочу повеселить старого друга. Густав видел бумагу в множестве форм, с множеством слов, напечатанных на ней, но точно никогда еще не видел ее сложенной в цветочные бутоны.

Как только Карл закрыл за собой ворота кладбища, он увидел, что Сабина Грубер стоит у могилы своего отца. Он свернул направо, чтобы сесть на чугунную скамейку. Здесь Шаша показывала ему альбом, куда выписывала свои великие мысли о том, кто и с какой книгой может найти свое счастье. Скамейка была совсем рядом с могилой Густава, но скрывалась от нее за густым вечнозеленым кустом. Разглядеть ее сквозь ветки можно было, только если поймать удачный угол и точно знать, куда смотреть.

Сабина Грубер встала на колени перед могилой, на которой возвышался простой деревянный крест – временная мера.

– Посмотри, – сказала она, – так оно будет выглядеть. Цельная надгробная плита в форме открытой книги, на страницах которой выгравируют текст о твоей жизни. – Она нервно потеребила прядь за ухом. – Показываю тебе что-то красивое, а сама представляю, как ты винишь меня в том, что было на твоих похоронах.

Сабина Грубер скомкала эскиз и сунула его в карман пиджака.

– Но мне правда казалось, что так будет правильнее! Только когда мы стояли у могилы и нас было так мало, я вдруг заскучала по всем этим людям. Вокруг тебя всегда было так много людей. Мне очень жаль, слышишь? – Она вырвала сорняк, только что пробившийся из-под земли. – Иногда я сама себя не выношу. И, конечно, не я одна. А я ведь просто хочу, чтобы все было правильно. Чтобы ты мной гордился. Но теперь ты уже не будешь, и неважно, как сильно я стараюсь. У меня была своя возможность, а у тебя – своя. И мы оба их упустили, не так ли? Думаю, твой «Книгоград» заставляет меня чувствовать себя плохо и горько. Я могу делать все по-своему, но я никогда не стану, как твой любимый Карл. В его глазах я по-прежнему вижу себя маленькой девочкой. Знаешь, он как-то ходил жаловаться к моему учителю немецкого, потому что у меня была четверка, а он считал, что я заслуживаю пять! Мои подружки все видели, ужасно стыдно. Он вел себя так, как будто был моим отцом, хотя им был ты. А может, и нет. Конечно, он хотел добра, без сомнений, но я никогда не просила его об этом. Мне не требовалась его помощь, я справлялась сама. Перестань улыбаться так горько! Неужели ты не можешь быть добр ко мне даже после смерти? Отнестись с пониманием? Впрочем, ты никогда не был в этом хорош.

Она перевела взгляд от могилы на чернильно-голубое небо и тяжело вздохнула.