Служебный гороскоп

— Одобряю ваш вкус, — усмехнулся директор. — Юг — великая кузница грехопадения, и каждый человек должен на славу в ней потрудиться. Но я лично предпочитаю брюнеток.

— Нет, блондинки лучше, — принципиальничал Иван Петрович.

— Что вы! Куда им до брюнеток. Слабы в коленках.

— Ваши брюнетки нашим блондинкам в подметки не годятся.

Я их помирил:

— О чем спор? Все хороши.

Тип женщин — единственное, в чем теперь расходились наши взгляды на жизнь. Иван Петрович даже внешне стал походить на директора, быстро округлялся его животик, свидетельствующий о крепком материальном положении, появился второй подбородок, мы стали походить друг на друга как два сапога пара. Черные от загара, белозубые, сытые и довольные жизнью. От нас пахло вином и хорошими сигаретами. Мы стали забывать, что летели в какие-то дальние края от каких-то неприятностей, от суеты сует, все стерлось, сгладилось из памяти. Какие неприятности? Какая суета, да еще сует? Разве есть на свете что-нибудь кроме этого моря, этого солнца и этих гор? По вечерам мы сидели в ресторане, вокруг нас суетились официанты, на столе стройной шеренгой стояли запотевшие бутылки и душистые шашлыки, влажная зелень нежно зеленела в тарелках, а кетовая икра розовела в вазочках, радовали глаз багряные горки гранатов, дымила отварная осетрина, официанты знали, что наш директор любит все по первому разряду, и не жалели сил, в уверенности, что их труды будут щедро вознаграждены.

Как-то на закате мы сидели в летнем ресторанчике у моря, пили легкое сухое вино, говорили легкую чушь своим дамам, дымок от шашлычной щекотал ноздри, мы блаженствовали. Вдруг в небе послышался клекот: над пляжем летел вожак, издавая недовольный гортанный крик. Он явно кого-то искал, но кого?

Журавль сел около шашлычной, стал с укоризной на нас смотреть.

— Что? И тебе мяса захотелось?

Директор кинул ему кусок шашлыка, но вожак его даже не понюхал.

— Заелся! — захохотали мы.

Журавля окружили дети, тянули к нему свои ручонки, он взлетал и садился, садился и взлетал, но рядом с нами.

— Что он от нас хочет?

— Он нас зовет, — сказал Иван Петрович.

— Куда?

— В небо.

— В небо? Странно. А зачем?

Тут я вспомнил, что все это время мы ни разу не летали — либо ездили на такси, либо прогуливались пешком по набережной, и никому ни разу даже не пришло в голову подняться выше этой самой головы. Надо сказать, что в Ялте в ту осень уже вошли в моду индивидуальные полеты граждан без крыльев и прочих приспособлений, и когда мы видели, что какой-нибудь смельчак парит в небе, то недоумевали:

— Чудак! Ему жить надоело. Ведь он нарушает закон природы.

Мы махнули вожаку: дескать, улетай и жди нас в стае. Он не тронулся с места. Пришлось бросить в него палку, он только злобно зашипел. Мы поднялись и сами ушли.

С той поры нам буквально не стало покоя от журавлей. Они пикировали на нас, когда мы нежились на пляже, садились на наши спины, когда мы прогуливались по парку, а Ивану Петровичу сорвали свидание с блондинкой, потому что действовали слишком агрессивно.

Через полмесяца стало прохладнее. Уже меньше радовало солнце, море не звало, прогулки под луной теряли свою привлекательность по вечерам. Но днем все еще было прекрасно. Нашим богом в те дни был Кайф, и мы на него молились. Ходил этот бог весь в фирме, ездил на «Жигулях» престижной марки, слушал дискомузыку из японского магнитофона, обнимал роскошных девиц, у которых ноги, как две параллельные прямые, никогда не пересекались.

— Нет бога, кроме бога, и Кайф пророк его, — любили мы говорить эту фразу.

Горы долго удерживали облака и тучи по ту сторону хребта, но, видимо, их там накопилось так много, что однажды они, взбираясь друг на друга, преодолели вершины и поползли вниз по склону, обрушились на прекрасную солнечную Ялту, и это было как нашествие кочевников. Стало совсем холодно, и мы поняли, что пора улетать.

— Теперь можно, — благодушно согласился директор. — Мы взяли здесь от жизни все или почти все. Надо лететь туда, где теплее. В Сочи двинем.

Мы выпили на посошок, сдали свои люксы и пошли к стае. Нашли журавлей все на той же лужайке. Они уже не танцевали, не прыгали; унылые, жались друг к другу, чтобы согреться. Нам их стало жалко.

— Озябли, голубчики!

Я хотел погреть вожака на своей груди, но он оттолкнул меня свирепым взглядом. Ох и молодцы журавли. Ведь не предали, не покинули нас. Вот оно, истинное чувство коллективизма! Вот она, подлинная коммуникабельность! Стая не бросит своего собрата ни в беде, ни в радости.

— Пора! Летим! — кричали мы, расталкивая журавлей, поднимая их в воздух.

Они радостно потягивались, разминали крылья, подпрыгивали, даже вожак подобрел, потерся о мою ногу, явно интересуясь, не забыл ли я свой компас.

— Успокойся, не забыл! Я выведу вас куда надо.

Разминка окончилась. Первым стартовал вожак, за ним поднимались по очереди другие птицы, словно самолеты в аэропорту. Наступил наш черед. Кому первым лететь за птицами?

— Тебе, — сказал мне Иван Петрович. — У тебя компас.