В одну из ночей черт откинул хвост, содрал с себя шкуру, сдал рога и копыта, превратился в ангела и вознесся на небеси. Повеяло ладаном, хор херувимов завел неземную музыку, в виде нимба возникла над головой у бывшего черта радуга, с небес посыпалась манна небесная, забренькал орган.
Ангел-хранитель понял, что не справился со своей задачей. Вздохнул, сдал свои крылышки в камеру хранения, влез в оставленную работником № 217 шкуру, обул его копытца, привязал туго хвост и взял в руки вилы. Пора было на вахту к котлу.
КОРОВА О ДВУХ ГОЛОВАХ
Сначала был испуг: что это еще за чудище родилось у вполне положительной коровы Наташки, за которой раньше ничего такого не наблюдалось, и это была вполне наша, по всем убеждениям, корова, впитавшая мировоззрение с материнским молоком. А принесла она своему колхозу, набирающему темпы, двухголового индивидуума, серо-буро-малинового цвета: бурого туловищем и головами, вытекающими из одной шеи, одной серой, как серость, другой малиновой, как малина.
Наверное, Наташка хотела принести своему горячо обожаемому колхозу двух телят сразу и тем самым повысить количественные показатели, но в последний момент передумала или строительного материала у нее не хватило. И вот получилось что получилось. Теленок о двух головах, одной шее и четырех маленьких ножках.
Наташка с удивлением таращила на него коровьи глазищи, а люди думали: «Вот родился еще один экспонат для зоологического музея или выставки достижений. Как относиться к этому факту? Положительно или отрицательно?»
Потом страх сменился радостью.
— Вот ловкую штучку отмочила Наташка! Ведь коровье-то стадо считают по головам. Значит, этот теленок, когда подрастет, заменит две коровы! А что, если другие буренки, отбросив предрассудки, последуют достойному Наташкиному примеру? За какой-то год поголовье можно будет увеличить вдвое!
Председатель под этим соусом сразу же уволок одну корову к себе домой.
— А кормов где же на них напасешься? Ведь у каждой два рта.
— Но один желудок. Потом, две-три головы не то что одна. Если с одной менингит, есть запасная. Вот только как отнесутся к ней быки?
— Ну, наши быки должны понять важность момента… С лица воду не пить, черт побери!
Выросла эта двухголовая корова. Молока не дает, зато очень умная. Вся сила у нее пошла в головы. Увидит на земле газету, уткнется в объявление носом и высматривает, что в кино, что в театрах, кто куда на работу требуется, сколько платят и обеспечивают ли общежитием. Поводит носом слева направо, потом справа налево, потом газету сожрет, тщательно пережевывая передовицу. Когда в коровнике принимали повышенные обязательства и доярки чесали головы над цифрами, она первая вышла из стада, бодро тряхнула головами и промычала в знак согласия: «Повысим жирность молока до сметаны!»
— Эй вы, одноголовые дуры, Маньки, Дуньки, Фроськи! — мычала она коровам. — Кем бы вы были без меня? Кто бы о вас знал? Это я вас вывела в люди! Вы, поди, думаете, что на свете есть только одно молоко? А ведь есть еще и кефир, и ряженка, и маргарин, сухое молоко, сгущенное, молочный коктейль и Министерство мясо-молочной промышленности.
Мычала она в две глотки, причем одной давала бас, а другой меццо-сопрано. Возьмет ноту и по сторонам оглядывается: не огреют ли кнутом за демагогию. Видит — ничего, сходит. Коровы привыкли, что она всегда мычит. Привыкли и к ее голосу прислушиваются. А если какая подаст голос, она ее сразу рогами в бок: «Чья бы корова мычала, а твоя молчала».
И всегда она смотрит в оба. Если одна голова спит, другая бодрствует и глядит вперед. Еще нет рассвета, еще только-только побелеет горизонт, а она уже трубит подъем: «Вставайте, сони! В городе очередь за молоком!» Коровы вздрагивают, шарахаются в стороны, теряют аппетит. Нервничают и боятся не туда ногой ступить. Петухи и те кукарекают только по ее сигналу. Даже бык ходит у нее под каблуком, хоть и племенной, и характером твердый.
Со временем эта корова родила трехголовую телушку. Та выросла и родила четырехголовую. Четырехголовая — пятиголовую. Теперь голов много, а молока в магазинах мало.
ДОМ-ПУТЕШЕСТВЕННИК
Как-то наш домоуправ встревожился. Все сейчас идут вперед, некоторые даже бегут, а подведомственный ему дом стоит на месте.
— Вперед! Только вперед! — заявил он подчиненным. — Надо двигаться, а не стоять!
— Давайте починим лифт, будет движение, — усмехнулся дворник Пахомыч.
— Куда? — презрительно вопросил домоуправ. — Вверх-вниз? Это иллюзия, а не движение!
— Дом, он и есть дом, — заметил Пахомыч. — Не будешь же его по земле двигать?
— А почему? — осенило начальника. — Сколько ему можно топтаться на месте? Тридцать лет, считай, как прирос к фундаменту. Позор! Давайте двигать. Хотя бы за город. На чистый воздух. В леса! На поля! Озера!
— На вылазку! На вылазку! — радостно закричали штатные единицы.
Согласия жильцов, конечно, не спросили, но кое-кто из них стал срочно менять квартиру.