Служебный гороскоп

— Давайте выбирать, дорогие товарищи! Чем будем править: кнутом или пряником?

Змеевидный предмет у собравшихся хороших эмоций не вызвал. Все от него брезгливо отвернулись.

— Ну конечно же! — воскликнул я, словно в телефонную трубку. — Кто же в наше время руководит кнутом? Этот стиль работы с нижестоящими товарищами безнадежно устарел. Будем делать ставку на пряник, и только на пряник!

И я послал в рот кусочек мягкого изделия, где он моментально растаял. Я подвинул замам творение местных кондитеров.

— Отведайте! Ах, какая прелесть! Как обрадуются подчиненные!

Все откушали. Опытным путем установили, что пряник вкуснее кнута.

— А каким пряником лучше стимулировать работу подчиненных? — спросили они. — «Тульским», «Бананом» или «Фигурным»? Их много, сортов-то!

— «Тульский», конечно, не плох, но зачем нам привязывать себя к какой-то географии? «Банан», на мой взгляд, жестковат. Вот откушайте лучше «Медовый». В нем масла и сахара целая прорва.

Все попробовали и облизнули пальчики. Согласились:

— Да, его действие выше, чем других сортов. С его помощью легко можно поднять дисциплину и подтянуть прогульщиков до уровня опаздывающих.

— О да, да! — горячо ответил я, продолжая жевать. — Представляете, я вызываю какого-нибудь бракодела к себе в кабинет. Все на него, беднягу, вечно кулаком стучали, а у нас иначе. Едва он откроет рот в свое оправдание, я ему туда пряник положу. Только прожует, я — второй. Это будет бить больнее, чем кнут.

Тут секретарша внесла чай. Руки снова машинально потянулись к пряникам. Я размышлял, помешивая ложечкой в стакане:

— А может, нам не следует останавливаться на каком-нибудь одном сорте? Наши люди достойны пряников в полном ассортименте. Всех вкусовых оттенков, цветов и конфигураций… А ну подайте мне вон тот экземпляр в виде петушка. Сейчас он у меня прокукарекает…

Расходясь по домам, мы сгребли в карманы остатки пряников — ребятишкам на гостинцы. На подносе остался лежать кнут.

ОСТРОВ ЛЮДОЕДОВ

Я попал на остров людоедов. Правда, называется он теперь «Остров вегетарианцев», и газеты пространно пишут, что его обитатели больше не едят гомо сапиенсов.

А меня схватили, посадили в котел и стали разводить под ним огонь.

— Что за странный обряд? — спросил я. — Вы хотите меня искупать?

— Да, да, да! — потупился шеф-повар. — В таком виде мы вас к столу не пустим. На вас микробы, бациллы, палочки Коха, вирусы, стрептококки. Одним словом, инфекция. Мы не дикари, и к прошлому нет возврата.

Вода быстро согревалась.

— Когда мы были еще людоедами, — сказал шеф-повар, облизываясь, — мы обмывали клиентов мочалкой. Но теперь вся эта лишняя волокита, слава богу, упразднена.

Вода стала такой горячей, что я наконец понял то, что не хотел понимать. Я попал в лапы к заурядным людоедам.

— Вы хотите меня съесть? — с ужасом спросил я.

— Как вам сказать… В некотором роде, да. Мы хотим вас познать, то есть основательно продегустировать. Но вы должны нас понять. Если бы вы были в нашей шкуре и вам попался такой лакомый кусочек, разве вы бы от него отказались?

— Но весь мир знает, что вы подписали декларацию о вегетарианстве.

— Тот факт, что вы кипите в котле, еще ни о чем не говорит. Наш остров вегетарианский на 99,99 процента. Мы — это исключение. Не обращайте на нас внимания. Будьте выше этого.

Они подбросили дров в костер.

— Эта доля процента имеет тенденцию к повышению или к понижению? — спросил я слабеющим голосом.

— Конечно, к понижению. Уж ваши дети смогут приехать на остров и не встретить опасности.

— Но почему бы вам не изжить эту сотую долю и уже сегодня не перейти на стопроцентное вегетарианство? — спросил я, собрав последние силы. — Сто процентов! Как это звучит! Какая музыка! Ни одной фальшивой ноты!

— А за что же в таком случае мы будем бороться? — удивился шеф-повар. — Для нас эта сотая доля процента важнее, чем остальные 99,99. Она не дает почивать на лаврах, мобилизует. Кроме того, мы просто-напросто умерли бы с голоду.

Они вооружились ножами и вилками, а я, забыв, что едят именно меня, а не чужого дядю, запел бодрую песнь об этой малой, но славной доле процента, которая оттеняет достижения и без которой мир никогда бы не узнал, что они борются с людоедством.

НИМБ

Я дал объявление о пропаже нимба, хоть у меня его никогда не было. Этим самым я хотел подчеркнуть, что он у меня был.

На другой день чуть свет в мою дверь постучал скромный, благообразный старикашка. Под мышкой он держал что-то такое, что светилось даже сквозь газету.

— Кто тут давал объявление? — весело крикнул он с порога.

— Я! А что?

— Ну так получай нимб… Уф… еле дотащил… Тяжеленный, зараза!

Золото брызнуло мне в глаза. Так вот он какой, нимб, так вот оно то, что грезилось мне длинными бессонными ночами.

Из скромности я стал отнекиваться:

— Не мой… мой был поменьше диаметром, сила излучения была всего двадцать единиц, расстояние до макушки тридцать сантиметров, а в центре лунный камень.

— Ладно, чудак. Носи этот!

— Но я недостоин.

— А ты расти над собой.

— Но чем я могу вас отблагодарить?

— Сочтемся. Сегодня ты мне, завтра — я.