Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

ПРОФЕССОР: Да, кстати. Знаете, Тикки, есть такой город — Питер. Он как шкатулка с драгоценностями — но я не перестаю удивляться тому, как он умеет прятать в потайных ящичках главные, неброские свои сокровища. Возможно, не каждый увидит их и оценит по достоинству. Для меня же они бесценны. Есть, например, такое место — Лермонтовский проспект. Там на углу, чуть не доходя до улицы Декабристов, среди невысоких домиков стоит Большая хоральная синагога. Удивительное здание, производящее совершенно грандиозное, предполетное впечатление — легкость и мощь! Плавные линии, ажурная резьба, предельная соразмерность. И все это совершенно незаметно, пока не встанешь лицом к лицу — со всех иных сторон эта жемчужина заслонена маленькими домиками. Колдовство!

ПРОФЕССОР: Или вот, тоже например, есть такой старый, обжитой район — Заневский проспект и его окрестности. Там, среди давно привычных деталей городского пейзажа, среди прочно пустивших корни панельных домиков, незаметно течет маленькая, местами заросшая ивами и камышом речка Оккервиль…

.

ПРОФЕССОР: Что же вы молчите?

ТУУ-ТИККИ: Боюсь потревожить тишину.

ПРОФЕССОР: Это прекрасно! В таком случае я продолжу… Впрочем, продолжать можно бесконечно. Даже окраины этого удивительного города полны очарования — не говоря о пригородах. Поэтому мой вам совет, Тикки: если вам случится побывать в Питере — не покупайте путеводителей и не ходите маршрутами, а закройте глаза, вслушайтесь и ступайте туда, куда позовет вас сердце. Или просто идите наугад.

ТУУ-ТИККИ: Профессор, вы словно прощаетесь. Что это? Быть может, вы уезжаете? Почему тогда не расскажете мне о том заповедном крае, где расстояние становится преградой общению?

ПРОФЕССОР: Уезжаю? Этого никогда не знаешь наверняка. Надеюсь, однако, что еще успею в случае чего послать прощальную весточку.

ТУУ-ТИККИ: Значит, башенка звездочета опустеет…

ПРОФЕССОР: Вам кажется это неправильным?

ТУУ-ТИККИ: Не знаю… Боюсь только, ночи станут беззвездными.

ПРОФЕССОР: Я оставлю фонарик зажженным.

ТУУ-ТИККИ: Не надо. Ему будет страшно одному в темноте.

ПРОФЕССОР: …Тогда мне придется остаться.

ТУУ-ТИККИ: Тогда до встречи.

Не дожидаясь ответа, я отключилась от сети, вскочила, но не смогла сделать ни шагу и, спрятав лицо в ладонях, судорожно разрыдалась. Только сейчас поняла я, как далеко все зашло. Насколько невозможна моя жизнь без Профессора (а значит, и без Бродяги). Мне стало страшно.

И еще… Могло ли быть случайностью, что перечисляя «жемчужины Питера», Профессор упомянул основные места моего обитания Заневский, где я живу, и Лермонтовский, где работаю?

Ох, неправильно я живу! Совсем окопалась в доме, только и общения с внешним миром, что короткие вылазки на работу. А лето между тем не стоит на месте — сегодня последнее августа.

В конце концов, завтра начинается осень.

Итак, прекрасным августовским днем я шла вдоль зеленой, в переливах желтых и красных оттенков улице, предоставив ветру поигрывать причудливо завязанным темно-зеленым шифоновым шарфиком, и чувствовала себя как много лет назад, в незапамятные универские. В воздухе уже заметен тонкий осенний привкус — изысканная, чуть заметная горчинка.

С хлопотами последних дней я совсем перестала смотреть по сторонам, забыла, какое это чудесное время — август, и теперь наслаждалась, глубоко вдыхая и с удовольствием ощущая на лице уже свежий ветер и еще теплое солнце.

Поднимаясь по лестнице, я слегка занервничала. Что за глупости! Я уверенно нажала кнопку звонка.

Послышались шаги, дверь открылась — и я забыла слова, уже готовые слететь с губ. Стоящий в дверях Снегов был настолько не похож на себя, что я едва узнала его. Просторная клетчатая рубашка с закатанными рукавами, видавшие виды джинсы, легкие сандалии. Темные волосы схвачены шнурком. Все это так не соответствовало привычному образу!

Снегов смотрел молча и выжидающе. Что-то еще пряталось в его взгляде, чего я не могла понять. Казалось, он не был удивлен. Наверное, мы довольно долго стояли так. Потом он посторонился, пропуская меня внутрь.

— Здравствуйте.

Опомнившись, я наконец пробормотала что-то вроде «Добрый день!» и вошла.

Снегов провел меня в комнату. Ремонт приближался к концу, но повсюду были следы побелки и мусор. Неповторимая смесь запахов и гулкость шагов создавали легкое ощущение ирреальности.

Положив широкую перепачканную кисть на стремянку, Снегов неспешно вытер руки полуистертой ветошкой и, прислонившись к стене, посмотрел на меня.

Он не интересовался целью моего визита, не задавал вопросов и вообще вел себя так, будто впереди у него безмятежная вечность, и мое присутствие нисколько не нарушает царящего равновесия — просто смотрел, спокойно, как смотрят в облака или на бегущую воду. Голова слегка кружилась (наверно, от запахов). Чувствуя себя неуютно, я сбивчиво заговорила:

— Я вот… Рюрик… Вениаминович, решила зайти… Посмотреть, как у вас тут дела… идут.

— Потихоньку.

Ощущая зыбкость окружающего мира, я попыталась нащупать разбегающиеся слова. Мысли путались.