Служебный роман с чужой невестой

Дастин пришел позже всех, когда в окно гостиной заливался вечерний солнечный свет. Неожиданно подтянутый и собранный, даже побрился, а потом заявил, что бывшая жена разрешила ему встречаться с дочуркой три раза в неделю. Вот что значит, настоящий отец, не то, что некоторые. Заделал ребенка одной, обрюхатил вторую, пошел к третьей. Может, бывшая Леонова не просто так на него взъелась? Не просто так ушла к другому? Наверное, Дэми никто не нужен всерьез, и я… А что я? Разве не знала, что наша связь – просто перепихон? Знала. Так что я от него требую? Мне помощь не нужна, потому что тот, кто спрашивает об аборте, не достоин стать отцом. Сколько там дней осталось до конца его контракта? Пять? Вот и отлично. Вот бы еще его до конца этих дней не видеть!

Музыканты сегодня не приехали, я попросила Энжи их завернуть, потому что все равно с меня сейчас пения никакого, пусть они сами репетируют. Обычно я выступаю под фонограмму, но завтра планировался концерт живой музыки, для этого мы писали совершенно новый по звучанию трек, и от одного предвкушения у меня коленки тряслись. Я никогда еще так не пела. Нет, вру, пела, но только в Оливией. На выпускном из колледжа у нас был дуэт, и это лучшее выступление в моей жизни. Наверное, я сочинила эту песню для нее, и оттого так было трепетно думать о концерте.

Ребята разошлись, когда совсем стемнело. Каждый хлопок двери заставлял меня вздрагивать и оборачиваться украдкой, но Дэми так и не вернулся.

Не вернулся он и ночью. У двери дежурили другие мужчины. Развлекаться и дразнить их у меня не было сегодня сил. Волнение за отца кушало мое спокойствие по ложечке, а к этому волнению добавилось и другое: а если я мишку никогда больше не увижу?

Я перевернулась на другой бок и заставила мыслям заткнуться! Не увижу – и на хуй его! Но уснуть удалось под утро. Казалось, что прикрыла глаза, и меня уже пришла будить Варя.

День был насыщенный, я не успевала реагировать на перемену обстановки. Меня вырвало пару раз, а потом я все равно впихнула в себя вареное мясо и салат, выпила коктейль и глотнула предложенные доком таблетки. Ради манюньки, ради него, потому что зеленый облик в отражении мне совсем не понравился. Перед отъездом из дома я попробовала сказать Варе:

– Когда папа вернется, пусть срочно меня наберет, – я говорила осторожно, стараясь не ранить связки. Явный хрип пугал и настораживал, но выступление назначено, я не могу сдаться.

– Ева, – няня подошла ближе и обняла меня, как родственница. Она никогда так не делала, и это повергло меня в шок: – Когда эмоции хлещут через край, мы часто не замечаем очевидное. И с Богом, детка. У тебя все получится.

В машину я шла со слезами на глазах. Почему Варя так сказала? Что имела в виду? Док подал мне руку и помог сесть в машину. Он сопровождал меня сегодня везде и постоянно проверял мое давление и смотрел горло. Он качал головой и поджимал губы, но ничего не говорил и не запрещал петь, потому что знал, что я никогда не откажусь от выступления. Всего одна песня. Всего один выход. Я смогу.

Еще два часа подготовки, и я едва переставляла ноги, но шла навстречу свету софитов. Тяжелое от камней платье оттягивало плечи и подгибало колени. Но я шла. Ступала осторожно по деревянному полу, прислушивалась, как цокают каблучки и надеялась на лучшее. В голове пульсировал страх за папу, обида на Дэми. Но я все равно шла. Это будто соломинка, которую я пыталась поймать, чтобы жить дальше.

И, выйдя в центр, я собрала все силы в кулак и запела. Так, как никогда не пела. Будто пою последний раз, будто хочу докричаться до тех, кто мне дорог.

– Ты не знаешь домой пути,

Жизнь не дает дойти до сути.

Жаль, что не встретились мы с тобой,

Я бы растревожила твой покой.

Музыка казалась инопланетной, жесткой, а хрипотца в голосе добавляла исполнению настоящий краш и драйв. На высоких нотах было тяжелее всего, особенно вытащить длинные, от напряжения покалывало в животе, но я пела. Вопреки всему.

– Да, я не знаю, как можно не слышать, как плачут моря,

Не открыть свое сердце опять жестоким ветрам.

Я не знаю того, что еще не встречала,

Не имею я то, что уже давно потеряла.

Последний куплет допевала уже, не осознавая, что делаю. Меня мутило и сильно темнело в глазах. Казалось, что еще один взлет по нотам, и я навечно останусь в звонкой тишине. В пустоте. Одна.

Мой номер был заключительным, потому конференция началась сразу после оваций и закрытия кулис. Я радовалась, что все это на растягивается в эпопею на сутки, потому что едва передвигалась. Маркус не отпускал меня, везде подводил, куда нужно, усаживал и все время спрашивал, хорошо ли я себя чувствую, заставлял пить воду. Мне кажется, что я уже хлюпала при каждом движении. Рядом, как тени, ходили два угрюмых охранника.

Вспышки камер, голоса, какие-то скрипы, а потом начались вопросы:

– Джонси, вы сегодня выступили с необычным для себя стилем? Что повлияло на такой ход?

– Я спела песню в память о своей подруге – Оливии, которая погибла три года назад.

– Отец одобряет ваше увлечение музыкой?

Я слабо улыбнулась. Как же – одобряет.