Служебный роман

— Все было прекрасно, — как эхо, повторил Платон и добавил: — Все было замечательно…

— Все было замечательно, — как эхо, отозвалась Вера. — Ну, счастливо вам добраться… Всего вам самого-самого…

— Счастливо оставаться…

— Да, да, конечно. Ну, идите, а то опять опоздаете…

Платон неловко махнул рукой и побежал по лестнице на платформу.

— У вас седьмой вагон! — крикнула вдогонку Вера. — К сожалению, общий!

— У меня скоро в жизни все будет общее! — горько пошутил Платон. — Прощайте!

Платон подбежал к седьмому вагону и сунул билет проводнику, не сводя глаз с маленькой фигурки, замершей на мосту.

Заплаканная Вера следила за тем, как Платон вскочил на подножку. Потом махнула рукой и, не дожидаясь отхода поезда, пошла прочь. Она шла по длиннющему мосту, железные фермы и конструкции высились у нее над головой, а сзади нарастал грохот поезда, увозившего Платона…

…История о том, как он встретился с Верой, и была тем самым долгим воспоминанием, которое согревало Платона все девять километров на морозной пустынной дороге от исправительной колонии до деревни.

Найти избу, в которой жил Иван Герасимович, не составляло никакого труда.

Иван Герасимович был местным умельцем, и в его мастерской — и одновременно жилье — ремонтировалось все: от холодильника до радиоприемника и от примуса до аккордеона.

— Здесь у вас наш аккордеон ремонтировался…

— Забирай! Вон он, в углу! — показал мастер.

Платон поднял аккордеон и попробовал звучание.

— Ну как? — спросил Иван Герасимович. — Чисто звучит?

— Вроде да… Мне расписаться в получении инструмента?

— Иди гуляй! У нас все по-честному! — усмехнулся мастер. — У нас вокруг одни преступники!..

Платон с аккордеоном на плече отыскал Лесную улицу и нужный ему дом. Это была обыкновенная бревенчатая изба. Окна в ней светились.

Постучал. Никто не отозвался.

Платон постучал еще раз — и с тем же успехом.

Тогда он толкнул дверь. Дверь поддалась — заскрипела и отворилась. Платон прошел через сени и постучался в комнату. Опять никто не ответил.

Он распахнул и эту дверь — и очутился в комнате. Здесь тоже никого не было. Бросался в глаза стол, накрытый белой крахмальной скатертью, и множество тарелок с самыми разными кушаньями. Стол был накрыт на двоих.

Платон поставил в угол футляр с аккордеоном, на всякий случай взял из вазы два апельсина и сунул их в карман, потом вернулся к столу, по-хозяйски пододвинул себе стул, как был, в ватнике, сел и не мешкая принялся за еду.

В разгар пиршества в комнате, с молочным бидоном в руках, появилась… Вера.

Платон поперхнулся пирожком и закашлялся. Вера поставила бидон и принялась стучать Платона по спине. На глазах у него выступили слезы. Нейзвестно отчего — то ли оттого, что увидел Веру, то ли оттого, что злосчастный пирожок попал не в то горло.

Наконец Платон откашлялся, обалдело и счастливо поглядел на Веру и… взял следующий пирожок.

Вера засмеялась, достала из-под подушки кастрюлю с куриным бульоном, налила в тарелку и пододвинула ее Платону. Платон, причмокивая, хлебал бульон, не сводя с Веры влюбленных глаз. Вера полезла под другую подушку, извлекла оттуда еще одну кастрюлю и положила в следующую тарелку котлеты с вареной картошкой. Картошку Вера полила сметаной, посыпала укропом и петрушкой. Потом открыла баночку с хреном.

Платон, расправившийся с супом, накинулся на второе.

При виде того, как мощно наворачивает Платон, у Веры глаза наполнились слезами. Неизвестно отчего — то ли от радости встречи, то ли оттого, что Платон такой некормленый.

Вера подняла бидон, налила в стакан молока и подала Платону. Наступила очередь яблочного пирога. Официантка еле успевала обслуживать прожорливого клиента.

Платон взялся за пирог с такой энергией, словно до этого еще ничего не ел.

Он уплетал за обе щеки и пялил глаза одновременно и на Веру, и на яблочный пирог.

Вера смотрела на Платона с нежностью, жалостью, любовью, состраданием, восхищением и… испугом. Так как боялась, что наготовленного не хватит.

— А пирог-то подгорел! — сверкнул глазами Платон.

— Я думала, ты тут разучился разговаривать! — улыбнулась Вера. — Что ж до сих пор-то молчал?

— Предлога не было!.. — И, погрустнев, добавил: — Только зря ты сюда приехала! Ничего у нас с тобой не получится!

— Почему? — встревожилась Вера.

— Опять социальное неравенство. Ты у нас вон кто — официантка. А я-то всего-навсего — шнырь!

— Кто-кто? — не поняла Вера.

— Шнырь, по-нашему — уборщица!

— Как же я так промахнулась? — ужаснулась Вера. — Ехала к пианисту, а приехала… к уборщице.

— Да, я тебе не ровня! Ты не обидишься, если я еще немного поем?..

…Ночь миновала. Стрелка на циферблате добралась до шести часов утра. Поселок начал просыпаться. В доме на Лесной улице надсадно задребезжал будильник и даже стал приплясывать.

Но Вера и Платон, которые спали в одной постели и на одной подушке, не услышали тревожного сигнала. Они продолжали спать.

Стол был завален остатками вчерашнего кулинарного праздника. Тусклый свет раннего утра едва пробивался сквозь окно.

Вера неожиданно приоткрыла глаза и метнула взгляд на часы. Было уже без двадцати семь!