— Нет.
— Из папиного благотворительного фонда умыкнули ни много ни мало два миллиона баксов!
— Не может быть!
Владик присвистнул от удивления.
— В наши дни еще как может! — безапелляционно заявил Никита.
На участке около соседского забора садовник поливал из лейки цветы.
Под курткой его на ремне можно было заметить портативный магнитофон. А уши были прикрыты двумя наушниками. Услышав сенсационное сообщение, сделанное на террасе Никитой Каштановым, садовник насторожился и прекратил поливать цветы. Конечно же то была переодетая в мужской костюм следователь Варвара Петровна.
А Никита продолжал, не подозревая, что топит родителя:
— Представьте себе. Безмятежное утро. Прекрасное, как вы, солнышко светит в окно. Члены президиума благотворительного фонда имени моего папы ждут папу. Папа почему-то на заседание не явился. И доллары тоже не явились! — При этом Никита состроил хитрую физиономию.
— Так вы что, подозреваете собственного отца? — оторопела Джекки.
— Мадам, — пропел Никита, пытаясь взять руку Джекки в свою, вы скверно знаете жизнь. Все так просто и так естественно. В этом фонде крали все кому не лень. Кроме отца. Ему, я полагаю, это надоело. И тут в его однообразном бытии возникает прелестница…
— Вы это точно знаете? — быстро спросила Джекки, отдернув руку.
— О чем вы говорите! Конечно, нет, но… надеюсь, что это так. Иначе ему нет оправдания. — Никита уже не мог остановиться и принялся описывать женщину, сидевшую напротив: — Стройненькая, очаровательная, вкусненькая, на ней короткая кожаная курточка, вельветовые брючки…
И младший Каштанов попробовал приобнять журналистку за плечи.
Джекки только усмехнулась, она привыкла к бездумным комплиментам и давно уже не обращала на них внимания. Но тем не менее высвободилась из объятий Никиты, а тот не унимался:
— А у папы седина в бороду и бес в ребро!
Эта тирада уже потрясла Джекки:
— Ну… вы замечательный сын!
— Да, — искренне произнес Никита, — обожаю моего старика не меньше, чем он меня, а если он оторвался с шикарной телкой, то обожаю вдвойне! — Тут Никита посерьезнел и закончил совсем по-иному: — Но если честно, денег никаких он не брал, вот это я знаю абсолютно точно!
Джекки и Владик возвращались в город. Машину вела Джекки.
— Не верю, что академик грабанул свой собственный фонд! — задумчиво произнес Владик.
— А нам с тобой выгодно, чтобы грабанул именно он! — сказала Джекки. — Тогда это уже будет не дешевка, а сенсация. В нашем репортаже появится смак!
Позже в квартире Каштанова Джекки беседовала с Полиной Сергеевной, одетой, как всегда, модно. В квартире ремонтники делали свое дело, Джекки — свое, а Полина Сергеевна — свое.
— Этот цвет мне не нравится, я бы подобрала более теплый!
— Но вы только что просили подобрать более холодный! — напомнил дизайнер, по эскизам которого выполнялся европейский ремонт.
— Делайте, что вам говорят! — И Полина Сергеевна обернулась к Джекки.
Та заговорила, а Владик нажал на кнопку кинокамеры.
— Дело в том, что я веду самостоятельное журналистское расследование. Помогите мне! Ему или вам никто не угрожал?
— Конечно нет. Все его так любят.
— Звонков или писем с требованием выкупа не было?
— Какой еще выкуп? Мы люди небогатые. Да и за что? Вы что, подозреваете похищение?..
Джекки рискнула усилить нажим:
— Извините, я прикоснусь к самому щепетильному… Слышали ли вы, что в фонде имени вашего мужа украдены миллионы долларов?
Полина Сергеевна сразу вспылила:
— Это не моя проблема! Меня волнует только одно: что исчез Антон Михайлович!
— Но ведь два миллиона, — деликатно вставила Джекки, — исчезли вместе с ним!
Полина Сергеевна готова была растерзать наглую журналистку.
— Как вы смеете! Он — святой до идиотизма! Он всю жизнь лечит людей бесплатно, операции делает бесплатно, подарков не берет! — Все это звучало не панегириком, а скорее упреком или даже обвинением в адрес мужа.
— А может, он где-то… с… другой женщиной?
Полина Сергеевна гордо выпрямилась и сказала жестко:
— От таких женщин, как я, не уходят! Вон из моего дома!
Когда Джекки с Владиком покинули квартиру, жена академика, оставшись одна, неожиданно сказала:
— От таких женщин, как я, просто убегают.
Джекки, как известно, органически не выносила, когда последнее слово оставалось не за ней. Поэтому, уходя, она громко и четко сказала, так, чтобы слышали все рабочие, ремонтирующие квартиру:
— Муж пропал, а она ремонт делает!..
Спускаясь по лестнице, Джекки спросила:
— Владик, ты все это снял?
— Обижаешь! — И тут вдруг Владик остановился. — Почему ты не сказала ей, что видела его в гостинице? Какая бы она ни была, это негуманно.
— Да, дорогой гуманист, — парировала Джекки, — я, если вдуматься, сука!
Владик возмутился:
— Не наговаривай на себя!
— Просто ты ко мне неравнодушен! Быть сукой входит в мою профессию.
Телевизионщики прошли мимо старой консьержки, которая сидела за стеклом и что-то вязала. Консьержка сидела в наушниках. Она хитро посмотрела вслед журналистам. Конечно же это была следователь Варвара Петровна, которая мотала не только на ус, но и на магнитофонную ленту…