— Куда вы на ночь глядя? — Хозяин был гостеприимен. — Оставайтесь ночевать. Дом просторный.
— В доме подозреваемого я не сплю! — с улыбкой сказала следователь. — И вообще не сплю на работе!
Но Каштанов резонно возразил:
— Я же дал подписку о невыезде!
Уже рассветало… Как и триста лет назад, по главной и единственной деревенской улице пастух лениво гнал стадо кров… Моросил мелкий дождь.
В доме Каштанов на цыпочках подкрался к комнате, где спала Джекки, осторожно приоткрыл дверь, заглянул и убедился, что гостья все еще видит сны. В соседней комнате мирно посапывал Владик. А в гостиной, на диване, укутавшись пледом, почивала Варвара Петровна. Там же, в гостиной, Антон Михайлович положил на столик записку: «Вернусь вечером. Каштанов».
Потом точно так же, крадучись, он выбрался на улицу. Дождь продолжал поливать. Звенели монастырские колокола. Каштанов стоял на причале под зонтиком. К пирсу подходил катер. Антон Михайлович уже собрался вскочить на борт, как его остановил знакомый голос.
— Доброе утро. Хотели от меня удрать? В первую брачную ночь? Ай-ай!
Антон Михайлович ответил сухо:
— Я в восторге, что мне это не удалось!
— Что-то я восторга не наблюдаю, — заметила Джекки, становясь под каштановский зонтик.
— Какой к черту восторг, когда из-за вас я упустил катер.
— Воспользуйтесь моей машиной, доберетесь без пересадок и скорее. Только вести придется самому, у меня нога еще побаливает.
Ржавый «жигуленок» мчался по шоссе. Джекки сидела рядом с водителем, в роли которого выступал Каштанов. Дворники усердно очищали ветровое стекло.
— Куда мы сейчас драпаем? — полюбопытствовала Джекки и принялась наводить утренний марафет. Как у всякой молодой современной женщины, приспособления для улучшения красоты всегда находились при ней.
— Не люблю, когда красятся! — как бы невзначай проронил водитель.
— Вы старомодны, Антон Михайлович.
— Лично я предпочитаю все натуральное, — гнул свое Каштанов.
— Это время ушло. Сейчас все химия, уважаемый академик… Скажите, а почему вы носите бороду? У вас что — безвольный подбородок? Или хотите походить на Чехова?
— Вы, как всегда, проницательны, особенно насчет подбородка… — Каштанов помолчал и добавил: — А вообще-то мой учитель, хирург от Бога, носил усы и бородку. Сначала я ему подражал. А потом привык…
— А вы не пробовали сбрить эту растительность?
— А зачем? — пожал плечами доктор.
Они приближались к Москве.
— Я про вас мало что знаю, — сказала пассажирка, — пора бы уже познакомиться!
— У меня в жизни ничего особенного не было. Кроме первой жены. А так — районная поликлиника, потом больница, резал налево и направо. Потом мой институтский учитель, который с бородой, взял к себе. И пошло-поехало. Не успел оглянуться — уже академик. Жаль, жена этого не дождалась.
— Как ее звали?
— У нее было замечательное имя — Надя.
— Мне это имя тоже нравится, — мягко улыбнулась Джекки и задумчиво произнесла: — Талант любить — это редкий талант, это как сочинять музыку.
В Москве автомобиль припарковался возле почтенного, в смысле возраста, здания с колоннами — Хирургического центра.
— Добрый день, Ваня, — сказал Каштанов, входя в собственный кабинет.
Иван Павлович порывисто вскочил с места:
— Спасибо, Антон Михайлович, что вы сразу же откликнулись на мою просьбу и приехали!
— Познакомьтесь, Джекки, это Иван Павлович Минаев, будущий руководитель нашего центра, это Джекки, она с телевидения.
Джекки с восхищением рассматривала кабинет. Здесь было чем восхититься. В стены было вмонтировано не менее двадцати мониторов. На каждом из них транслировались различные хирургические операции из разных операционных.
Каштанов спросил, разглядывая операции на мониторах:
— Как обстоят дела в клинике?
Иван Павлович развел руками:
— Самое удивительное, Антон Михайлович, все идет нормально и не было ни одного ЧП. Подпишите эти письма.
— Кроме того, что фонд грабанули! — съязвила Джекки.
— Я рад, что без меня дела идут лучше, нежели при мне… — И Антон Михайлович грустно улыбнулся. — Министр приказа еще не подписал?
— Пока нет, — покачал головой Минаев.
— По фонду есть какие-нибудь новости? — осведомился шеф, визируя документы.
— Экспертиза установила, что подписи на денежных документах, ваша и главного бухгалтера, подделаны.
— А кто подделал? — живо поинтересовалась Джекки.
— Боюсь, что этого мы никогда не узнаем, — вздохнул Иван Павлович, — зато наша желтая пресса никак не успокаивается! — И он протянул шефу газету. Каштанов и Джекки впились глазами в текст, а Иван Павлович запальчиво продолжал:
— Сейчас все дозволено — лгать, клеветать. Эти распоясавшиеся негодяи посмели облить грязью гордость нашей медицины, если хотите, совесть нации!
— Джекки, не верьте ему! — прервал монолог доктор. — Он преувеличивает. Если можно подделать подпись совести нации, какая она, к черту, совесть, не говоря уже о нации!
Иван Павлович взглянул на часы.
— Половина первого. Антон Михайлович, пошли!
— Джекки, — сказал Каштанов, — извините, я должен отлучиться по делу. Постарайтесь без меня не скучать. Подкрепитесь, берите из холодильника все, что пожелаете.