Служили два товарища...

Бандурист спел сначала свадебную песню и со страданием в голосе — строгую про богатого и бедного брата:

Ой, був соби бидный Лазур. По свиту скитався,
А его брат, сильный богач, з миру наживався…

Все слушали молча, склонив головы.

Потом он спел о тяжкой женской доле, о вдове, о проданной сестре:

А татарин, братец татарин,
Продав сестрицу за талер,
А русую косочку за шестак.
А било личенько и так…

— Да, — вздохнул Сгуриди, — косочка за шестьдесят копеек, а вдовьи нивоньки неоранные лежат.

— Нынче вдов — что в лесу грибов, — ответил бандурист и замолчал.

Потом была во дворе борьба, и старший сын Сгуриди получил в награду голову бычка, которого сварили на свадьбу.

Младший Сгуриди позвал меня в лопухи за клуню и сказал, что на той неделе батька собирается через Днестр в Румынию. И что я поеду с ними. У меня забилось сердце от ожидания чудес.

Но еще до поездки я распрощался с бандуристом.

— Приходи, Василь, до нас. Возвращайся, — сказал Сгуриди. — Мы тебе здесь всегда рады. Куда ты?

— На ярмарку в Овидиополь, а оттуда возвратными дорогами, как чумаки с солью возвертались, на Канев.

— Будь соби, Сашко, здорове́нький, — сказал бандурист и погладил меня по голове.

Он пошел берегом, а чоботеньки, как он говорил, повесил за спину. Волна касалась его больших и красивых ног. Я тоже шагал за ним босиком по песку и легкой волне.

— Гляди, — сказал он, — морская свинья балует.

Вдали кувыркался дельфин.

— Ишь, сукин кот, рыбоглот, кренделя выписывает, — улыбнулся бандурист. — Так вот, Сашко, приставил я тебя к славному дому, вывел на широкую дорогу. Не желай чужого, не жалей своего, живи легко. Здесь будешь — свидимся. Уйдешь до тети — может, тоже свидимся. Свет не так велик, как о нем брешут.

Больше мы не встречались.

Желтые сандалии

— Собирайтесь. Едем до нашей дорогой бабушки Аши́! — торжественно объявил за завтраком Сгуриди.

Через лиман мы плыли ночью. Мне дали старые штаны и рубашку младшего сына, чтобы я был такой же мальчик-рыбак.

Аккерман только что отошел к Румынии. Но родственники, жившие на другом берегу, в те времена без затруднений переезжали Днестровский лиман. Граница по Днестру почти не охранялась.

Ночь была теплая и туманная. У берега, спрятав голову под крыло, спали утки и чайки. Мы вышли на парусе с легким попутным ветром. Лиман лежал, как огромное озеро, весь в лунном серебре.

Хотя ночь была теплой, я чувствовал озноб, и Стелла озабоченным шепотом спросила:

— Чего ты дрожишь?

Она придвинулась, чтобы мне было теплей. От нее шел солнечный жар.

Старый Сгуриди управлял парусом. Только пройдя середину лимана, мы увидели огни Аккермана.

Среди ночи послышался шум моторной лодки.

— Сигуранца! — сказал Сгуриди и плюнул в воду.

Мы шли бесшумно. Наш серый парус был незаметен в ночной темноте.

Под утро я увидел в тумане башни древней крепости. Стелла в этот час спала, доверчиво положив голову на мое плечо.

К нам подплыл моторный бот румынской жандармерии. Люди в нем сидели сонные, но понемногу они развеселились и все заговорили на незнакомом мне языке.

Сгуриди показал им какие-то документы. Он долго искал их в карманах штанов и наконец вытащил вместе с табаком, какими-то ключами и грузилами.

— Мы все едем до нашей дорогой бабушки Аши! Вот сынки мои и дочка. — Он повторял эти фразы, пересыпая их румынскими словами и угощая табаком.

Все уладилось. Мы вышли на берег.

Древний городок лежал рядом с башнями и стенами крепости, прячась в листву акаций и винограда. Утренний свет скользил по его черепичным крышам, белым стенам и пустынным в этот ранний час улицам. Дома прятались во дворах, за каменными заборами. В них шла незримая для прохожего жизнь, таинственная, как на Востоке. Так мне тогда казалось.

Бабушка Аши жила в маленьком доме, во дворе, заросшем мальвами, диким виноградом и глухой крапивой. Черная дворняга встретила нас визгливым надсадным лаем.

Бабушка Аши вышла из дверей в розовом халате, подпоясанная тонким голубым шарфом. На голове у нее был туго повязан платок с золотым шитьем, из-под которого строго смотрели черные молодые глаза, и вся она, как ни странно, казалась молодой и красивой. В ней тоже чудился Восток, что-то татарское. Я никогда не видал ни таких глаз, ни такого странного наряда.

— Здравствуй. С чем приехал? — сказала она ворчливо. Голос у нее был низкий и жесткий.

— Вот, внуков привез, бабушка Аши! — сказал Сгуриди, кланяясь и потирая руки.

Бабушка Аши посмотрела рассеянно на внуков, словно не узнала их. Было странно, что у нее такие большие внуки. И позвала Сгуриди в дом. Он почтительно засеменил за ней, и это было смешно при его огромном росте. А мы остались во дворе. Мне хотелось есть и спать. Но Стелла выспалась на моем плече и теперь дергала меня все время.

Человек, еще недавно не знавший моря, вряд ли что-либо знал на белом свете. Стелла убеждалась в этом на каждом шагу.

— Это что за цветок? — спрашивала она.

— Бархатцы, — говорил я.